Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [100]

По сути, это был Апокалипсис на одной шестой части земного шара, и не идеалистическим руководителям белого движения было с ним совладать. «Вы не верите в нашу великую революцию?» — вопрошал чекист Артабеков, готовясь отрубить голову генералу Рузскому, и тот, стоя у плахи, отвечал: «Я вижу только великий разбой»).

В такой войне приходится оценивать не кто прав, а кто хуже по средствам достижения цели. Вспомните трагический октябрь 1993 года. Разве не похожая была картина? В такой войне мог победить только самый циничный, только тот, кто способен перешагнуть через все и всяческие границы мыслимого и немыслимого, попрать все нормы нравственности, пойти на немеренную кровь и немеренную ложь.

Такими оказались Ленин и компания.

И тут впору задать вопрос: «Зачем красным все это было надо?» Ведь власть уже захвачена. Зачем расшатывать под собой землю? Можно ведь и самим провалиться.

«Вы не ведаете, что творите» — эти евангельские слова будто бы, если верить П. Ермакову, сказал Николай II в последнее мгновение своей жизни. Неужели действительно не ведали?

Убежден: ведали! Более того, в этих действиях присутствует дьявольский прагматический расчет. Ведь если оставить в покое кровавую романтику разжигания мирового пожара (мы уже привыкли воспринимать это как метафору, а тогда все было буквально и всерьез), то остается самое главное, и это главное Ленин понял раньше всех: их партия, являясь партией абсолютного меньшинства и не отвечая интересам никого, кроме самой себя, да еще люмпенов и маргиналов, может удержаться у власти только в атмосфере перманентного и абсолютного хаоса. Если его нет, надо сделать, чтоб был. И сделали.

И вот тут мы подходим, пожалуй, к самому главному.

Несмотря на то, что большевики сами выпустили джинна из бутылки, масштабы вызванных этим катаклизмов оказались неожиданными даже для них. Во-первых, никто из коммунистической верхушки не ожидал такого поистине всенародного сопротивления своим «художествам». Вспомните ту панику, которая царила в их верхах в 1918–1919 годах и от которой не был вполне свободен даже Ленин, иначе вряд ли бы он стал летом 1919 года готовить себе фальшивые документы. Во-вторых, сам масштаб хаоса они тоже явно не предвидели и не моделировали. Лучше всего это заметно, когда читаешь ленинские работы и документы партийных съездов того времени. Сразу видно, на какие ужимки и прыжки приходилось идти бедным пролетарским вождям, чтобы выкрутиться из того дерьма, в которое они посадили сами себя и страну в придачу.

Поэтому беру на себя смелость утверждать, что тактическая победа красных, их военный триумф не только не были подкреплены политически, но даже наоборот: это поставило их перед абсолютно патовой, неразрешимой ситуацией.

С одной стороны, хаос не может продолжаться вечно. Нужно когда-то и нормальную жизнь налаживать. Население страны в 1921 году просто заставило большевиков пойти на попятную, «поступиться принципами» и ввести нэп, то есть нормальную рыночную экономику. Да и с мировой революцией прокольчик вышел… Остальной мир с «поджигателями» разговаривать не будет, так что хочешь не хочешь, а остепеняться приходится, хотя бы внешне.

А с другой… Во имя чего будут народы огромной страны терпеть такой режим?

Вспомните, что на окраинах державы оружие не складывали до середины 30-х годов, да и в центре спокойствие было явно кладбищенское — просто винтовку в руки было брать некому… А когда подрастут?

Конечно, нэп до поры сдерживает, есть надежда на окончательную нормализацию, но ведь следствием экономической свободы неумолимо должно стать хотя бы частичное послабление. И что тогда? Между прочим, сейчас в Китае «наверху» те же страхи…

В общем, режим стал заложником собственной сатанинской природы. «Диктатура пролетариата» (читай: номенклатуры) была желанна только как альтернатива хаосу и как способ выхода из него — из хаоса неавторитарными способами выбиться вообще пока в истории никому не удавалось. А постоянно поддерживать хаотическое состояние невозможно, да и небезопасно. Вот почему потребовалось создавать искусственные раздражители: извне формировать постоянную атмосферу ожидания нападения, создавать образ готовящегося к прыжку врага. Благо, много думать было не надо: сперва в роли мальчика для битья можно было использовать Англию, затем Германию, а начиная с конца 40-х годов и по сю пору — США. Внутри страны — нагнетать истерию заговоров, вредительства и перманентного террора. Сталинская паранойя, сталинский массовый психоз поисков врагов народа имеет ту же природу, что и наполеоновское «цезаристское безумие» (С. Цвейг). «Во имя чего, — спрашивает Е. Тарле в своей книге о Наполеоне, — все стали бы терпеть его деспотизм, если б не было внешней угрозы? а иначе править он не умел».

Аналогичная ситуация была и у нас.

Так или иначе, М. Тухачевский оказался страшным пророком, когда написал: «Наша задача по окончании гражданской войны — обеспечить свободное применение насилия». Вся логика сталинской внутренней политики была именно свободным применением насилия, попыткой искусственно смоделировать ситуацию, характерную для гражданской войны: тут и террор, и ускоренное судопроизводство, и военный деспотизм, и тотальная подозрительность, и военизированные методы ведения хозяйства ( «индустриализация»), и экспроприационные меры по отношению к целым социальным группам ( «коллективизация»)…