Все прекрасное началось потом - [49]
«А как быть со всеми этими букашками на листьях?» – спрашивал ты первое время, когда она пристраивала тяжелую миску на ночном столике.
Она восхищенно разглядывала миску с фруктами.
«Как с ними быть?..»
Как-то среди ночи, спустя полтора месяца после землетрясения, ты открыл глаза – и понял, что с тобой что-то не так.
Было все еще темно.
Ты ухитрился сесть. Дышалось с трудом, руки тряслись. Ты потянулся к записной книжке – но написать ничего не смог.
Ты обнаружил, что не можешь пошевелить ногами.
Ты оглядел комнату, пригляделся к узору, выведенному на стене блеклыми отсветами уличных фонарей, обвел взглядом свои пожитки, едва различимые во тьме.
Жизнь твоя отныне напоминала набросок, сделанный на скорую руку, а ты сам походил на персонаж, в которого художник не успел полностью вдохнуть жизнь.
Потом ты, должно быть, уснул, потому как, открыв глаза в следующий раз, ты обнаружил, что упал с кровати. Ты весь взмок, но в то же время тебе было очень холодно. Помнится, с того места, где ты лежал, тебе были видны звезды.
Ты здорово исхудал, стал скелет скелетом, кожа да кости, – у тебя даже не было сил дотащиться до балкона.
На полпути тебе показалось, что ты снова теряешь сознание.
А очнувшись, ты почувствовал во рту странный привкус – свинцовый. Рубашка на груди тоже была мокрая.
Затем лицо тебе обдало холодным ветром. Тебя это оживило, и ты открыл рот, силясь глотнуть холод полной грудью.
На улице мерцали огоньки. Ты представил, как мужчины стоят у перил своих балконов и, покуривая, наслаждаются вечерней прохладой. А там дальше – на бульваре, вдоль обочин, кучкуются согбенные от усталости проститутки, то и дело щурящиеся от света проезжающих мимо машин.
Тебя начало бить в ознобе – ты почувствовал, что губы у тебя воспаленные и влажные. А когда, собравшись с силами, поднес руку к лицу, то тут же ее отдернул, потому что нащупал кровь. И понял – рубашка у тебя на груди промокла не от пота, а от крови. Губы были рассечены, а почему – непонятно. Нос окоченел, хотя ты чувствовал, как внутри щекочет кровь.
Ты упал, не упав.
Тебя, бесчувственного, обнаружил на твоем балконе мальчуган снизу. Сломанная стиральная машина у тебя в ванной на самом деле совсем не сломалась. Просто в подвале вырубился створный кран. А когда потом приходил рабочий – проверить состояние фундамента, он из любопытства крутанул рычаг, желая проверить, что это за штуковина такая, – и стиральная машина у тебя в ванной тотчас ожила.
Когда же в квартире этажлм ниже вспучился потолок – аккурат под твоей ванной, господин Папафилиппу с сынишкой мигом кинулись наверх. И постучали к тебе в дверь. Не услышав же ответа, отец с сыном принялись колотить по ней кулаками. Парой волосатых кулачищ и парочкой кулачков.
Между тем госпожа Папафилиппу, в переднике, наблюдала за происходящим с нижней лестничной площадки, прикрыв рот рукой. Когда же на ковер в гостиной семейства Папафилиппу упали первые капли, госпожа Папафилиппу крикнула мужу, чтобы он ломал дверь.
В то время как господин Папафилиппу, ворвавшись к тебе в ванную как безумный, кинулся искать запорные задвижки, его сынишка спокойно обошел всю квартиру. Занглянув в спальню, он заметил неподвижную ногу, торчащую с балкона. Из любопытства он подошел ближе, гадая, чья бы это могла быть нога. Он дотронулся до нее – она даже не шелохнулась.
Господин Папафилиппу с сынишкой перенесли тебя в свой фургончик «Фиат» и повезли прямиком в больницу.
Когда они мчали через центр Афин, мальчуган перегнулся назад и положил руку тебе на лоб. Ты помнишь это смутно, к тому же ты их совсем не признал. Отец мальчугана кивнул и сказал по-гречески: «Так-то оно лучше, сынок».
Потом ты пришел в себя, потому что помнишь, как тебя вытащили из фургона.
Регистраторша в приемном покое больницы на самом деле оказалась не регистраторшей, а пациенткой, страдавшей болезнью Альцгеймера, – она примостилась в регистратуре потому, что, как ей показалось, там было удобно и безопасно. Настоящая регистраторша вышла поболтать по мобильному телефону со своим приятелем.
– Мы нашли его у него на балконе, – тяжело дыша сообщил господин Папафилиппу, когда они несли тебя по коридору.
– Вы принесли мне цветы, да еще в такой чудесный день – как это мило с вашей стороны! – возгласила лжерегистраторша, встав и чмокнув господина Папафи-липпу в щеку.
Господин Папафилиппу аж отпрянул.
– Никаких цветов мы не приносили.
Его сынишка посмотрел на пол.
– Да нет, мы, наверно, их просто уронили.
Когда мнимая регистраторша принялась было клянчить пирог со шпинатом, господин Папафилиппу уже занес тебя в палату и уложил на ближайшую пустую койку.
Другие больные тотчас заняли сидячее положение и потребовали, чтобы им объяснили, что тут происходит.
У Джорджа ушло три дня на то, чтобы узнать, где ты находишься.
Потом он навещал тебя каждый день.
Первое время вы просто сидели – молча, как будто ожидая каких-то известий, которые должны были вот-вот подоспеть. Затем Джордж принес книгу – стал читать ее вслух. После того как эта книга была прочитана, он принес другую, потом еще одну. И так несколько недель кряду. Последнее, что он тебе читал, так это
Любовь удивительна во всех своих проявлениях — к детям и родителям, супругам и друзьям, к тайным и недостижимым увлечениям. В книге Саймона Ван Боя «Тайная жизнь влюбленных» очень тонко и порой с неожиданной стороны исследуется это многогранное чувство. Сборник включает в себя лучшие рассказы автора, за которые он был удостоен престижной премии «Frank O'Connor International Short Story Award». «Маленькие птички», «Мир смеется цветами», «Портрет художницы, погибшей во время землетрясения» и другие истории — это настоящий манифест любви и дань уважения людям, которые, несмотря на жизненные потрясения, сохранили мир в душе и способны находить поэзию и красоту даже в обыденности.
Случайная встреча во Франции молодого немецкого дезертира, единственного выжившего в своем подразделении, и сбитого американского летчика свела воедино несколько судеб (и даже поколений). Наши жизни подчас переплетены самым невероятным образом. Все мы связаны между собой призрачными нитями, но не каждому выпадает шанс это прочувствовать. Как же очнуться от всеобщей иллюзии разобщенности? Кто сможет нам в этом помочь?
«Любовь рождается зимой» – сборник удивительно красивых импрессионистских историй, которые в деликатной, но откровенной манере рассказывают о переживаниях, что коснулись однажды и самого автора. Герои этой книги – фланеры больших городов. Пережив в прошлом утрату, они балансируют на грани меж меланхолией и мечтой, а их любовь – это каждый раз причуда, почти невроз. Каждому из них предстоит встреча с незнакомцем, благодаря которой они пересмотрят свою жизнь и зададут себе важной вопрос. Каким бы стал этот мир – без них?
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!