Все правители Москвы. 1917–2017 - [131]

Н.С. Хрущев и Н.А. Дыгай недовольно на него посмотрели, Николай Александрович даже испугался: «Вот разнесет его сейчас Хрущев за поправку. И мне тоже достанется, что плохо воспитываю кадры. Слушать даже не умеют! Нет, Стамо еще не знает Хрущева!» Но ничего этого не случилось.

Никита Сергеевич, видимо, понял, что высказался не совсем точно, и поправился:

— Я говорю, что мы должны стремиться все в Москве строить красиво. Конечно, я не зову создавать только шедевры.

Он поднял руку и широко повел ею.

— Но в Москве все должно быть красиво!

Н.С. Хрущев повернулся к председателю Исполкома Моссовета:

— Что еще из строек скоро будет сдаваться в Москве?

— Кинотеатры, гостиницы, подземные переходы, — начал перечислять Николай Александрович, — школы, интернаты, жилье…

Никита Сергеевич его прервал:

— Вот, вот!.. Жилье! Дома Лагутенко, конечно, делают свое дело. Они решают проблему переселения москвичей из подвалов, неблагоустроенного жилья, дают людям новые квартиры. Но требуется еще и современная московская архитектура, — Н.С. Хрущев заговорил о будущем Москвы, ее облике, о благоустройстве города. Его слушали. Его, впрочем, всегда внимательно слушали.

Уезжая, он сказал:

— Ну то, что мы посмотрели Дворец, похвалили его, это еще ничего не значит. Важно, что скажет по этому поводу Государственная комиссия. Ей вы должны будете сдать Дворец. И вовремя! Н.С. Хрущев улыбнулся, а потом всем пожал руки.

Кремлевский Дворец съездов был сдан, как планировалось, и 17 октября 1961 года в нем открылся XXII съезд КПСС.

Николай Александрович Дыгай был делегатом этого съезда, который и избрал его членом ЦК КПСС.

В начале 1962 года. Н.А. Дыгай, отвечая на вопросы редакции журнала «Москва», подвел итоги минувшего 1961 года и рассказал о том, что предстоит сделать в Москве. Он подчеркивал: «Каждый прошедший год в нашей стране — это ступенька на нашем пути к коммунистическому будущему»…

Дыгай верил в то, что говорил, и, будучи исключительно работоспособным человеком, отдал, как убедится читатель, все свои силы, энергию и инициативу Москве…

Коля Дыгай родился в 1908 году в станице Покровская Области Войска Донского в крестьянской семье. Школы там не было — находилась в селе в шести километрах, куда и приходилось шагать каждый день с ребятами. Чего только не случалось по дороге! И тетради, и карандаши теряли и всякую всячину находили: гвозди, шурупы, гайки, винты разные.

Большой город Николай увидел впервые, когда ему исполнилось уже 15 лет. Это был Таганрог, куда переехала вся семья после того, как Николай окончил семь классов. Здесь он начал работать котельщиком на металлургическом заводе. Очень гордился тем, что стал жить в городе, который основал Петр Первый.

— У нас здесь и Чехов родился, — сказал ему как-то старый мастер Борис Петрович, с которым он работал рядом и которого все звали на заводе просто Петровичем. — Знаешь?

— Нет, — честно признался Коля.

— Ну, а вообще об Антоне Павловиче Чехове слышал?

— Слышал…

О Чехове ему было известно, что это писатель, а вот, что он написал, забыл. В этот же вечер помчался в заводскую библиотеку и попросил дать ему Чехова. Потом в его формуляре появились Короленко, Станюкович, Толстой… Николай Дыгай стал одним из активных читателей библиотеки.

Любил по вечерам смотреть на море, особенно, когда светила луна и серебристая дорожка пересекала бесшумные волны. Вспоминался Грин, и казалось, что по этой дорожке кто-то сейчас обязательно пробежит.

Здесь, в Таганроге, он окончил вечерний рабочий факультет, вступил в партию.

Затем Николай Александрович Дыгай учился в Московском высшем техническом училище имени Н.Э. Баумана, в Военно-инженерной академии, которую закончил в 1935 году, и начал трудиться на Урале на строительстве оборонных заводов.

Война застала Дыгая на Урале. Он тут же написал заявление с просьбой отправить его на фронт и… получил отказ. Написал второе — опять отказ. А после третьего заявления его вызвал к себе один высокий чин и сказал:

— Еще раз напишешь заявление — выпорю. Сниму ремень и выпорю! Я тебе запрещаю писать заявления об отправке на фронт! Слышишь? Запрещаю!

Говоривший с ним человек был гораздо старше его, в отцы годился.

— Нашел дело, чем заниматься!

Но через секунду потеплел, взглянул на Николая и уже негромко произнес:

— Я, думаешь, не понимаю тебя? Еще как понимаю. Но и ты пойми, что такой специалист, как Дыгай, сейчас в тылу нужен. Что мне тебе объяснять? Тыл сейчас — это тот же фронт. И для этого фронта тоже нужны командиры. И такие командиры, как ты.

Николаю Александровичу стало как-то неловко. «Ну, вот. Еще и на высокие оценки напросился. Комплименты даже выслушиваю».

— Простите меня, — сказал он тихо. — Я все понимаю. Но я, право, не такой, как вы говорите.

С этого дня почувствовал он какой-то особый прилив сил, работа стала больше спориться.

…Вот уже и первый орден за доблестный труд появился на лацкане его пиджака. Надевал он орден, правда, редко, только по праздникам, как редко надевал и сам пиджак — все больше в спецовке, в телогрейке. Хороший пиджак не наденешь туда, где врезаются в землю бульдозеры и экскаваторы, где возводятся производственные объекты.