Всё на свете - [10]

— Что такого интересного в этом ноутбуке? — спрашивает она. Господи. Она определенно знает.

Я придвигаю стул поближе к столу и кладу сандвич на ноутбук.

— Ничего. — Откусываю сандвич. Сегодня День Индейки.

— Ну как же ничего. Ты же из-за чего-то там смеешься. — Она придвигается ко мне, улыбаясь. Ее карие глаза морщатся в уголках, а улыбка достигает краев ее лица.

— Это видео с котом, — произношу я сквозь наполненный индейкой рот. Тьфу, этого говорить не следовало. Карла живет видео с котами. Она думает, они — единственное, чем полезен интернет.

Она подходит ко мне, встает за моей спиной и тянется к ноутбуку.

Я откидываю сандвич и крепко прижимаю к груди ноутбук. Лгунья из меня никакая, и я выпаливаю первое, что приходит в голову.

— Это видео ты не захочешь смотреть, Карла. Оно плохое. Кот умирает.

Мы несколько секунд шокировано пялимся друг на друга. Я шокирована, потому что я идиотка, и не могу поверить, что я это сказала. Карла шокирована, потому что я идиотка, и она не может поверить, что я это сказала. Ее рот прикольно, как в мультике, приоткрывается, а большие круглые глаза становятся даже больше и круглее. Она наклоняется, хлопает себя ладонями по коленям и смеется так, как я никогда прежде не слышала. Кто хлопает по коленям, пока смеется?

— И ты хочешь сказать мне, что единственное, что пришло тебе в голову, это видео с мертвыми котами? — Она снова смеется.

— Так ты знаешь.

— Ну, если до этого я не знала, то теперь точно знаю.

Она еще смеется, снова хлопая себя по коленям.

— Ох, ты бы видела свое лицо.

— Не так уж смешно, — ворчу я, злясь, что сдала себя.

— Ты забываешь, что у меня дома такая же ты. Я всегда знаю, когда Роза что-то задумала. Кроме того, вы, мисс Штучка, не так уж хороши в укрывании. Я вижу, что ты проверяешь свою почту и высматриваешь его в окне.

Я кладу ноутбук обратно на стол.

— Так ты не злишься на меня? — спрашиваю я с облегчением.

Она протягивает мне сандвич.

— Как сказать. Почему ты скрывала это от меня?

— Я не хотела, чтобы ты беспокоилась, что я снова грущу.

Она долгую секунду пристально смотрит на меня.

— Мне нужно беспокоиться?

— Нет.

— Тогда я не беспокоюсь. — Она откидывает волосы с моих плеч. — Ешь, — говорит она.

ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ

— Может он сможет придти к нам?

Я удивлена, что спросила, но Карла совсем не удивляется. Она даже не перестает стирать несуществующую пыль с моей книжной полки.

— Все подростки такие одинаковые. Дашь палец — всю руку откусят.

— Это нет? — спрашиваю я.

Она смеется.

ДВА ЧАСА СПУСТЯ

Пробую еще раз.

— Это всего на полчаса. Он продезинфицируется, как мистер Ватерман, а потом…

— Ты с ума сошла?

ЕЩЕ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ

— На пятнадцать минут?

— Нет.

ЕЩЕ ПОЗЖЕ

— Пожалуйста, Карла…

Она прерывает меня.

— А я-то думала, что ты здорова.

— Так и есть. Я здорова. Мне просто хочется увидеть его…

— Не всегда мы можем получить то, чего хотим, — говорит она. Судя по ее решительному тону, я понимаю, что эту фразу она все время использует с Розой. Я могу сказать, она сожалеет, что сказала это мне, но все равно не говорит мне ничего другого.

Ее рабочий день закончился, она выходит из моей спальни и на полпути останавливается.

— Знаешь, мне не нравится тебе отказывать. Ты хорошая девочка.

Я спешу воспользоваться этим удобным случаем.

— Он продезинфициуется и сядет по другую сторону комнаты, далеко-далеко от меня, и только на пятнадцать минут. Полчаса, максимум.

Она качает головой, но не решительно.

— Это слишком рискованно. И твоя мама никогда не разрешит.

— Мы ей не скажем, — говорю я тотчас.

Она смотрит на меня пронзительным, разочарованным взглядом.

— Вам, девочкам, так легко лгать своим мамам?

ТЕМ, КТО ЖДЕТ

Карла не поднимает эту тему до ланча двумя днями позже.

— А теперь послушай меня, — говорит она. — Никаких прикосновений. Ты на своей стороне комнаты, он на своей. Ему я сказала то же самое.

Я понимаю слова, которыми она выражается, но не понимаю, что она говорит.

— Что ты имеешь в виду? Ты имеешь в виду, что он здесь? Он уже здесь?

— Ты на своей стороне комнаты, он на своей. Никаких прикосновений. Поняла?

Я не поняла, но все равно киваю.

— Он ждет тебя на застекленной террасе.

— Он продезинфицировался?

Выражение ее лица говорит мне: "Да за кого ты меня принимаешь?"

Я встаю, сажусь, снова встаю.

— Ох, Боже правый, — говорит она. — Иди и быстро приведи себя в порядок. Даю тебе всего двадцать минут.

Мой желудок не просто переворачивается, он совершает сальто-мортале с натянутой проволоки без страховки.

— Почему ты передумала?

Она подходит, берет мой подбородок в ладонь и смотрит мне в глаза так долго, что я начинаю ёрзать. Вижу, как она обдумывает все, что хочет мне сказать.

В конце концов, она говорит:

— Ты заслуживаешь подарок.

Вот так Роза получает все, что хочет. Она просто просит это у своей мамы, у которой очень широкая душа.

Направляюсь к зеркалу, чтобы "прихорошиться". Я почти забыла, как выгляжу. Обычно я не смотрюсь в зеркало. Нет необходимости, так как никто тебя не видит. Мне нравится думать, что во мне поровну и мамы, и папы. Моя загорелая кожа теплого оттенка — результат смеси ее бледной оливковой кожи с его яркой темно-коричневой. Мои волосы густые, длинные и волнистые, не такие кудрявые, как у него, но и не такие прямые, как у нее. Даже мои глаза являют собой идеальное смешение — не азиатские, но и не африканские, а где-то между.