Все на мою голову. Умереть и не встать - [14]

Правда, когда однажды Кирилл неудачно задел полку плечом, то вся конструкция вместе с коллекцией повалилась прямо на него. Бедный Козаков еле выбрался из-под горы этих шедевров, потом расшвырял их ногами и, заорав на весь дом, потребовал, чтобы жена немедленно очистила ванную. Иначе он просто уйдет из этого сумасшедшего дома. Ольга перепугалась, но схитрила: флакончики она благополучно увезла на дачу. Теперь они сваливаются мне на голову. И вообще, я заметила, что как только просишь Ольгу убрать какой-нибудь хлам, она тут же прет этот хлам на дачу. Дача превратилась в склад бесполезных вещей. Ну ничего, уж в нынешнем сезоне я положу этому конец!

— Подождите, девочки, — остановила мой гнев Галина. — Мне кажется, мы отвлеклись. Значит, вы считаете, что бандиты специально выбрали мой дом?

— Да, я так считаю, — с полным ртом проговорила Ольга. А еще рассказывала, что у нее аппетита нет после пережитых треволнений!

— Но зачем? Я ничего не понимаю! У меня нет никаких ценностей. Чего им за мной охотиться?

— Так, расскажи-ка по порядку, что конкретно украли, по каким местам особенно шарили и что, как ты думаешь, могли искать?

— Так я говорю, брюки старые отцовские утащили, — принялась перечислять Галина. — Из моих вещей кое-что. Утюг взяли. Деньги… Немного, правда: я деньги в банке держу. Здесь же дачный поселок! Тут у меня так, гроши оставались. Я в тот день как раз в город ездила, денег со счета снять. А что искали — сама не пойму. Даже не знаю, что у меня найти можно? Телевизор вон на виду стоит — так не взяли!

— Ну это понятно, куда им с телевизором возиться, если они в бегах? — пробормотала я.

— А больше всего, я говорю, на чердаке рылись. Все бумаги перетряхнули.

— Может, они сберегательную книжку искали?

— Нет, — покачала головой Галя. — Зачем? Она же у меня не на предъявителя, а на мое имя. Какой смысл? В письмах старых рылись, в бумагах. И в отцовских вещах старых, я их на память храню…

— А кто у тебя отец? — поинтересовалась я. Знала, что Галькины родители умерли, но подробностями не интересовалась — неудобно как-то. Теперь другой случай.

— Отец… — Галина замялась.

Потом отвернулась и задумчиво стала смотреть в окно. По щеке ее поползла слеза. Я удивленно толкнула Ольгу под столом ногой. Та пожала плечами и сделала знак: не трогай!

Я закурила сигарету. Когда она истлела почти до конца, Галина словно очнулась:

— Ох, и мне дай, Поленька. Расстроилась я что-то. Папу вспомнила.

Я молча подала ей сигарету и поднесла зажигалку. Галина нервно закурила, пуская дым в сторону. Она молчала. Мы ждали.

— Я расскажу вам все… — медленно проговорила наконец Галина. — Хотя мне и не хочется об этом вспоминать. Слишком тяжело. В общем… Мой отец был вором, — она подняла на нас печальные голубые глаза. — Самым настоящим вором в законе. Да-да, не удивляйтесь! — добавила она усмехнувшись, едва заметила, как вытянулось Ольгино лицо. Я же осталась спокойной. Ну вором и вором, что теперь? И среди воров хорошие люди бывают! Ольга же уже ерзала как на иголках, места себе не находила от волнения.

— Мы жили хорошо… — задумчиво продолжала Галина, стряхивая пепел мимо пепельницы. — В смысле — обеспеченно. Деньги были всегда. Я не знала в детстве, чем занимается отец. Он иногда пропадал надолго, мама говорила, что папа уехал в командировку. Потом уж я узнала, что он сидел в тюрьме. Но нас с мамой он очень любил. Мама никогда не была его законной женой, но мне отец дал свою фамилию. Я редко видела его в детстве, только в перерывах между отсидками, когда он наезжал к нам. И я всегда ждала этого момента.

— А мать знала о его… гм… «профессии»? — спросила Ольга.

— Конечно, знала. И знала, что он не может иметь семью. Но она тоже его любила. Когда я подросла, мама рассказывала, что готова была делить с этим человеком все жизненные тяготы и принимать его таким, какой он есть. Вот так. И отец всегда заботился о нас. Неужели вы не слышали о знаменитом Седом?

— Нет, — покачала головой Ольга.

— Подожди, я что-то припоминаю… — наморщила я лоб. — Что-то было такое…

— Ну конечно, знаменитое дело об исчезновении старинных монет известного тарасовского коллекционера Караевского! — ответила Галька.

— Теперь и я вспоминаю, — добавила Ольга. — Но я знаю только, что коллекция была украдена, и ее так и не нашли!

— Ее украл мой отец… — с грустной улыбкой сказала Галина. — Хотя это было почти невозможно. У Караевского все было под стеклом, с сигнализацией. Коллекция охранялась. Но мой отец… Он был, можно сказать, гением своего дела. Настоящим профессионалом. И, знаете… Может быть, так говорить безнравственно, но я даже восхищалась им! И сейчас восхищаюсь. Я вообще уважаю профессионалов.

— Я тоже, — добавила я. Одна Ольга ничего не сказала, думая о чем-то своем.

— Ну и вот, — продолжала Галина. — Отца поймали все-таки. Я думаю, что его кто-то вломил…

— Что сделал? — удивилась Ольга.

— Ну заложил, сдал, — снисходительно пояснила я. — Предал, одним словом!

— Да… Так вот. Отец действовал не один. Забрали всю компанию. Я не знаю имен. А коллекцию так и не нашли. Отцу в тот раз дали десять лет. Мама не перенесла такого удара и слегла. Вскоре она умерла. Я осталась с теткой, маминой сестрой. Тетка растила меня, но я все время ждала папу. Он постоянно писал мне письма, просил быть умной и серьезной… Потом в его письмах все чаще стали звучать нотки сожаления о прожитой жизни. Он винил себя в смерти мамы, говорил, что если б можно было начать все сначала, он выбрал бы другой жизненный путь… Все чаще стал говорить о смерти. И еще добавлял, что все совершал ради меня. И писал, что единственное, что его радует, так это то, что он позаботился обо мне. Как — я до сих пор не понимаю. А потом я узнала, что отец сильно простудился там, на севере, заболел туберкулезом и умер… Это было восемь лет назад. А вскоре умерла и тетка. Я осталась совсем одна… Слава богу, я была уже взрослая, училась в техникуме. И шила хорошо. Это мне помогало. А потом переехала сюда. Здесь мы раньше с папой и с мамой жили. А теткина квартира тоже мне досталась. Она, слава богу, кооперативная была. Живу здесь давно, всегда все нормально было… И вот теперь в папиных вещах рылись… — Галькины губы задрожали.