Все мои братья - [26]

Однако они заняли ее ненадолго.

Майор Шорин и его штаб приняли решение вновь выбить врага из Большого Жабина.

Тщательным наблюдением было установлено, что на этот раз деревня охраняется патрулями. На чердаках домов противник разместил две скрытые огневые точки. Чтобы обеспечить успех атаки, надо было незаметно подтянуть роты к деревне. Надо было также ликвидировать чердачные пулеметные гнезда. Сделать это было приказано курсантам Шматову, Архипову, Селезневу, Коротких, Карасеву, Гречко, Сорокину, Кротову, Лямину, Круглову и Калуцкому. Позже я не раз со всеми подробностями слышала от этих отважных парней, как они выполнили поставленную перед ними задачу.

Гитлеровцы то и дело освещали подходы к деревне ракетами. Время от времени ночь прорезали огненные трассы пуль. Курсанты сумели подобраться к окраине Большого Жабина незамеченными и точно определить, с каких чердаков бьют вражеские пулеметы.

Командовавший группой курсант Шматов приказал подавить одну из огневых точек Павлу Сорокину и Филиппу Гречко.

Я хорошо знала этих ребят. Оба темноволосые, стройные, сильные, они в перерывах между боями от избытка энергии резвились как мальчишки. Тяжелая винтовка в руках того и другого казалась легче перышка. Помню, как они умывались, по очереди обливая друг друга холодной водой. Павел был особенно крепок. Когда он изображал танцовщицу-цыганку и поводил плечами, мышцы буграми ходили под его кожей. Филипп Гречко артистически выполнял всевозможные физические упражнения. Его походка была легкой и пружинистой. С азартом занимался он штыковым боем. При этом строгое, продолговатое, с правильными чертами лицо его принимало такое устрашающее выражение и он так резко выдыхал воздух в момент укола чучела, что становилось жутко. Порой в минуты отдыха эти парни пели. Мы заслушивались удивительно звучными их голосами.

Пулемет, к которому подползли в ночной темноте Сорокин и Гречко, бил из-под крыши почерневшего от времени приземистого дома. К этому дому лепились хлев и какие-то сараюшки. Хлев был обставлен подсыхающими жердями. С его крыши можно было пробраться на чердак, откуда доносились грубые мужские голоса и смех. Видимо, фашистские вояки чувствовали себя в полной безопасности.

Дав несколько пулеметных очередей в сторону леса, они на некоторое время затихли. Похоже было на то, что вражеские пулеметчики решили вздремнуть.

Гречко попытался взобраться на крышу, используя вместо лестницы одну из жердей. Но жердь не выдержала тяжести. Раздался резкий треск, и Филипп оказался на земле. Все насторожились, ожидая, что шум взбудоражит солдат противника. Изготовилась к бою группа прикрытия, которую возглавлял курсант Круглов. Однако ничего не изменилось. Прошла минута, вторая, третья. С чердака доносилось спокойное похрапывание вражеских пулеметчиков.

Вторая попытка взобраться на крышу удалась. Филипп Гречко, а за ним и Павел Сорокин оказались на шаткой драночной кровле. Как канатоходцы, не отрывая ног от ненадежной опоры, медленно продвигались они к лазу на чердак. Пересохшая за лето дранка то и дело потрескивала. Четыре-пять метров этого пути вызвали у ребят испарину. Наконец они достигли небольшого проема, сквозь который можно было выйти на чердак, и несколько минут выждали. Все было по-прежнему. Курсанты один за другим нырнули в проем и оказались под крышей дома. Тут они снова замерли. Через некоторое время их глаза привыкли к темноте. Прежде всего ребята заметили, что несколько досок кровли сорваны. Сквозь пролом было видно небо. На фоне его чернел ствол пулемета. Справа и слева от пулемета лежали пружинные матрацы. На них, беспечно развалясь, спали два гитлеровца.

Через несколько мгновений вражеский пулемет остался без расчета.

Группу курсантов, которая должна была уничтожить другую точку, возглавлял Шматов. В доме, под крышей которого стоял этот другой пулемет, ночевали немцы. На чердак здесь можно было подняться только через сени, по приставной лестнице. Шматов, Калуцкий, Селезнев и Архипов не рискнули войти в сени с улицы. Чтобы сделать это, надо было прошмыгнуть перед окном кухни. А уверенности в том, что через окно не ведется наблюдение, не было. К сеням примыкал хлев. Но дверь из сеней в хлев оказалась запертой на засов. Курсанты нашли зазор между крышей и стеной. Они подняли на руках Архипова, он каким-то образом протиснулся в этот зазор и дотянулся до засова.

Дверь открывали с особой осторожностью, опасаясь, как бы она не скрипнула. Первым в сени вошел Шматов. Тем же засовом он накрепко подпер дверь, ведущую в дом, чтобы не дать возможности находившимся там гитлеровцам сразу же броситься на помощь пулеметчикам, если они поднимут тревогу.

Было тихо. Шматов, Калуцкий и Архипов поднялись на чердак. На всякий случай Селезнев остался в сенях. Один из двух номеров пулеметного расчета услышал, что кто-то приближается (по чердаку были разбросаны пустые бутылки, и курсанты несколько раз споткнулись о них). Гитлеровец что-то вяло произнес. Его напарник крепко спал. Уничтожив одного вражеского пулеметчика, разведчики схватили второго, спустились с ним на землю и направились к месту сбора, радуясь тому, что задание выполнено. Но пленный вдруг заорал во все горло. Должно быть, кляп был забит неудачно. От дикого вопля всполошились патрульные противника. Они выпустили несколько ракет. Курсантские роты приняли эти ракеты как сигнал начала атаки. Начался бой.