Все дороги ведут в Рим - [37]

– А где остальные? – дивился юноша.

– Зачем нам остальные?! – хохотала Береника.

И вдруг огромный змей выскользнул из отверстия под потолком, метнулся молнией, обвился вокруг их тел и слепил в одно. Пленники не могли даже пошевелиться. Дышали, и то с трудом. Её лицо плотно прижималось к его груди – ему нос и рот залепили пурпурные складки. Огромная голова змея приблизилась к пленникам вплотную, вертикальный зрачок несколько секунд вглядывался в остановившиеся, оледеневшие от ужаса глаза Александра.

– Уходите. – Змей опустил их на пол.

Кольца разжались. Береника схватилась за горло, судорожно глотнула воздух. Александр брезгливо стряхивал пурпурные тряпки – они были мокрыми: он обмочился.

– Вон из дворца! Сейчас же! – прошипел змей.

Александр на четвереньках пополз по коридору. Береника, придя в себя, довольно долго разглядывала змея. Потом поднялась. Пошатываясь, двинулась по коридору. И уже в переходе, когда змей не видел её, сделала неприличный жест. И в ярости плюнула на пол.

Из ближайшей двери выскользнул Серторий.

– Все, как я думал, – сказал он. – План у меня.

Береника кивнула:

– Теперь уходим.

– А где Александр?

– Он тебе нужен?

– Нет, но…

– Мне он не нужен.

Она двинулась к выходу. И Серторий послушно побежал следом. Возле ближайшей ниши их ждали две подружки-уродинки и Понтий.

IV

Кассий Лентул вновь позвонил вигилам. Он звонил ещё утром, а потом днём, но ответа не получил. Его дочь исчезла – и все. Когда он вновь услышал: «К сожалению, мы не имеем о вашей дочери Маргарите Руфине никаких сведений», Кассий понял, что случилось самое худшее. Девочка попала к исполнителям. Теперь не было никакой надежды. Свою добычу исполнители никогда не выпускают из лап. Кажется, был один случай, когда сам император отбил у «траурников» девчонку. Но тогда исполнители совершенно обнаглели и на глазах у десятков свидетелей запихали девушку в чёрное авто. Тех наглецов, говорят, даже судили и отправили в карцер. Но после этого девчонки стали пропадать по ночам. И никто никогда ничего не видит. Нет ни улик, ни свидетелей. Тела иногда находят, но чаще – нет. Его девочки наверняка уже нет в живых.

– Ничего? – спросила Роксана, догадавшись, куда звонил муж.

Тот отрицательно покачал головой.

– Может, ещё не поздно обратиться к Августу?

Она тоже слышала эту историю про чудесное спасение. Сказочка гением надежды порхала по Риму от одного дома к другому. Император может, он спасёт. Надо только успеть. Но обычно никто не успевал.

– Я точно знаю, – голос Роксаны дрожал. – Племянницу Юлии Кумской Август спас. Исполнитель волок её в авто, а император увидел и отнял. Точно.

История удвоилась, утроилась, была возведена бесчисленными повторениями в бесконечную степень. Племянницы, дочери, внучки, спасённые императором, множились день ото дня. Но ясно было, что теперь даже в сказочку верить поздно. Если и стоило звонить куда-то, то сразу же, в ту же ночь.

Роксана старательно подавила вздох. Она и сама понимала, что они преступно медлили. Почему? Боялись поверить в несчастье? Или просто боялись Как легко меняется смысл удалением или добавлением двух слов. Как легко меняется жизнь заменой одного имени на другое. Руфин захотел вычеркнуть из анналов имя Элия, а вычеркнул вместе с именем Цезаря и своё собственное. Их обоих заменил Бенит. Кому-то это могло показаться игрой в слова – не более. Но в этой игре слова приобрели необычайный вес. Смертельный вес – если быть точным.

До недавних пор жизнь семьи Лентула была почти сносной, почти счастливой даже. Доходы частного медика весьма высоки, Роксана время от времени публиковала библионы-безделки. Ей нравилось их писать – незамысловатость сюжета и лёгкость стиля не требовали душевного напряжения. Поначалу, правда… когда-то… очень давно… Она пробовала сочинять что-то тяжеловесное, претендующее на отражение жизни, и – даже! – пыталась нечто из своего тайного и тайно-постыдного перенести на бумагу и поразить. Но никто не поразился. С тем, первым, библионом её пришёл поздравить лишь Кассий Лентул, сам выведенный на страницах под более чем прозрачным псевдонимом. Её тронуло его почитание. Прежде она медика едва замечала. Он был невзрачен, почти некрасив и выглядел старше своих лет из-за ранней лысины и старомодных очков. Но в тот вечер она взглянула на него по-другому. «Почему бы и нет?» – задала себе практичный вопрос. И причины для сурового «нет» не нашлось. Разве что фото Квинта на стене её спальни. Но ведь портрет можно убрать. И она убрала портрет.

Их жизнь уютно устроилась в маленьком домике с зелёным перистилем, с триклинием, украшенным прозрачными «аквилейскими» фресками и старинными бюстами. Порой её даже поражало это спокойствие и умиленность внутри, тогда как за стенами было тревожно и гадко. Удочерение девочки отодвинуло внешний мир ещё дальше. Они уже не читали вестников и радио почти не включали. Один день был похож на другой. Вот только Маргарита подрастала, и этот факт сам по себе вызывал тревогу. Но она была хорошая девочка, она не уходила из дома по ночам. Театр они посещали вместе. У Марго не было ни друзей, ни поклонников, её одиночество их радовало. И вдруг – она исчезла.