Все, что вы хотели, но боялись поджечь - [17]

Я мучительно покраснела. С двенадцати лет всех девочек один раз в месяц действительно отпускали с физкультуры, но я и вообразить себе не могла, что Алексей Николаевич может быть в курсе таких страшных тайн.

— Нет! — чуть ли не крикнула я. — Нет!

— Да ладно, что ты волнуешься. — Он подошел ко мне и приобнял за плечи. — Хочешь, пойдем ко мне?

Еще вчера я бы, не раздумывая, сказала «да», но тогда, в тупике школьного двора, под сенью цветущих лип, я почувствовала в учителе музыки что-то угрожающее и непонятное. Он странно себя вел, у него вспотел лоб, он излучал какую-то невыразимую, но ясную для меня опасность.

Я помотала головой, пытаясь от него отстраниться.

— Куда ты? — спросил он шепотом.

Я начала вырываться из его объятий активнее.

И тут он вдруг с силой притянул меня к себе, и его руки сжали то, что в будущем обещало стать моей грудью. Я окаменела, как в столбняке, я не могла пошевелить ни ногой, ни рукой и, что самое ужасное, не могла вымолвить ни звука. А его руки щупали меня везде. Я не знаю, сколько это продолжалось, но точно помню, что вдруг громко всхлипнула и он отошел. Я стояла в неестественной позе под липами, а Алексей Николаевич быстро уходил в сторону школы.

Следующим уроком обещала быть музыка, и я не выдержала. Я убежала домой.

Вечером мама выслушала мой сбивчивый рассказ и ужасно разозлилась.

— Ты вообще понимаешь, что ты мне сейчас говоришь? — закричала она. — Ты понимаешь, кто ты?!

Такой поворот стал для меня неожиданностью. Я не смогла ничего возразить, я просто слушала ее.

— Зачем ты к нему ходила, дрянь такая?! — визжала она, через каждые две секунды одергивая воротник блузки. — Ты что, не понимаешь, что он — мужчина?!

— Он обнимал меня и трогал меня через трусы! — вдруг точно так же, как мама, завизжала я. — Я не виновата! Он не отпускал меня!

— Не отпускал тебя, мерзавка, да? — Мама сцепила руки, и я увидела, как на ее ладонях проступают красные полумесяцы от ногтей. — А почему же, как ты думаешь? Может, потому, что ты, сучка, к нему лезла, лезла к нему, гадина ты такая, отвечай мне! Отвечай мне сейчас же!

— Ты что, больная?! — Я зарыдала. — Ты думаешь, я виновата в том, что он ко мне пристает?!!

— А кто же еще? — не отступала мама. — Кто, как не ты? Ты ведь, наверное, очень хочешь иметь отца, вот и лезешь ко взрослым мужикам, но пойми, идиотка, что у них это вызывает совсем другие мысли! Понимаешь ты это или нет?! Ты посмотри на себя в зеркало! Ты же здоровая кобыла! Ты меня уже больше! Ты что, думаешь, тебя кто-то воспринимает как маленькую девочку?!

Она орала на меня весь вечер и половину ночи. Наверное, впервые за всю жизнь я не уступила ей. То есть не признала привычно свою вину за происшедшее. Я настаивала на своей невиновности и тем самым разъяряла ее еще больше.

Но никакого удовлетворения мне это не принесло. Спать я легла растерянной, испуганной и полностью опустошенной.

Следующим утром я пришла в школу. Ничего не изменилось. Во время большой перемены я увидела Алексея Николаевича. Он разговаривал с завучем. Все выглядело вполне обычно, как всегда. Завуч, в своих идиотских очках с затемненными сероватыми стеклами, упрямо трясла головой, а «музыкант» иронично ей улыбался. Увидев меня, он несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом подмигнул. Я боялась его, но после этого интимного подмигивания мне показалось, что между нами есть секрет. Не то чтобы существование этого секрета доставляло мне удовольствие, дело было в другом. Мне нравился Алексей Николаевич, и мне не нравилось то, как он вел себя со мной на заднем дворе школы. Мне хотелось, чтобы мама защитила меня от него, но она не защитила, и я не видела иного пути, кроме как ждать предложений от Алексея Николаевича.

Иногда на переменах я не ходила в столовую, а смотрела на девочек из старших классов, стайками собиравшихся в вестибюле школы. Они были разными, но я всегда могла выделить из них ту, которая нравится мальчикам. Такие девочки не были особенно красивыми, умными, стильными, но их тела были умнее их. Это и был джокер. Вся хрень, которую они несли, обесценивалась и исчезала в свете тех прекрасных и соблазнительных поз, которые они принимали. Их секс шел изнутри, они ощущали его, но не могли объяснить, в иные моменты он думал за них. Я поняла, что отличаюсь от этих старших девочек тем, что меня еще не начало распирать откуда-то снизу и неумолимо. Я не чувствовала. И пока не хотела.

А он чувствовал и хотел. Он был мужчиной, что, разумеется, сразу все проясняет.

Не думаю, что я шла к тому, что случилось, сознательно. Я просто хотела наказать маму. Я хотела доказать ей, что она была неправа. Что она не верила мне, не послушала меня и из-за нее со мной случилось нечто ужасное. Впрочем, эта скользкая грань между ужасным и обычным, между приемлемым и невыносимым преодолевается в детстве легко, как прыжок в «классиках». Я не виню, но в то же время не оправдываю себя. До сих пор я не могу понять только одного. Ученица шестого класса школы такого-то номера Саша Живержеева и учитель той же школы Алексей Николаевич С. вступают в отношения, скажем так, не предусмотренные уставом этой школы. Даже караемые законом. Неужели никто ничего не замечал?..