Все, что падает - [10]

Шрифт
Интервал

МИССИС РУНИ. Это помогает иногда.

МИСТЕР РУНИ. Но тут поезд медленно двинулся дальше. Следующим приключением в моем путешествии был Баррелл, этот грубый отвратительный субъект. Я сошел с поезда, и Джерри повел меня в сортир, или в Фир, как они его теперь называют, это от Вир, Вириса, я полагаю, образовалось современное название. Буква В превратилась в Ф в соответствии с законом Гримма[2](Пауза.) Ну вот, ты все знаешь. (Пауза.) Ты молчишь? (Пауза.) Скажи что‑нибудь, Мэдди. Скажи, что ты веришь мне.

МИССИС РУНИ. Помнится, однажды я посетила лекцию одного из этих новых умников–докторов. Забыла, как ты их называешь. Он говорил…

МИСТЕР РУНИ. Псих–аналитик?

МИССИС РУНИ. Нет, нет, что‑то связанное с мелкими нервными расстройствами. Я надеялась, что он прольет немного света на мой пожизненный тик в левой ягодице.

МИСТЕР РУНИ. Невропатолог?

МИССИС РУНИ. Нет, нет. Что‑то связанное с психическим истощением, я ночью обязательно вспомню название. Мне врезался в память его рассказ об одной маленькой девочке, очень вялой, замкнутой и несчастной. Как он безуспешно пытался вселить в нее бодрость и энергию. В течение нескольких лет он занимался ею, бросил на это все свои знания и силы. Однако, девочка чахла не по дням, а по часам. Он не находил в ней никаких отклонений. Что она совершенно нормальна, он видел так же ясно, как то, что она, несмотря на это, медленно умирает. И умерла вскоре после того, как он сделал ей какую‑то операцию.

МИСТЕР РУНИ. Ну? И что замечательного во всей этой истории?

МИССИС РУНИ. Это было лишь немногое из того, о чем он говорил, но после его рассказа бедная малышка с тех пор вспоминалась мне неоднократно.

МИСТЕР РУНИ. И ты просыпаешься ночью, беспокойно ворочаешься на кровати и размышляешь об этом.

МИССИС РУНИ. Об этом и о другом… (Пауза.) Когда он поведал об этой девочке, некоторое время он оставался неподвижен — одну–две минуты, как мне кажется, смотрел вниз, на стол. Затем внезапно вскинул голову и воскликнул, словно на него снизошло откровение: «Беда ее в том, что для себя и для других она, наверное, никогда в действительности не рождалась!» (Пауза.) Он говорил безо всякиз записей. (Пауза.) Я не дослушала лекцию до конца.

МИСТЕР РУНИ. А как же твои ягодицы? (МИССИС РУНИ плачет. Болезненно протестуя.) Мэдди!

МИССИС РУНИ. Там я ничего им не сделала!

МИСТЕР РУНИ. Кому там? (Пауза.) Это, по–моему, как‑то неправильно звучит. (Пауза.) В какую сторону я повернут?

МИСИС РУНИ. Что?

МИСТЕР РУНИ. Я забыл, в какую сторону повернут.

МИССИС РУНИ. Ты повернулся ко мне спиной и склонился над канавой.

МИСТЕР РУНИ. Там внизу дохлый пес?

МИССИС РУНИ. Нет, это просто гниющие листья.

МИСТЕР РУНИ. В июне? Гниющие листья в июне?

МИССИС РУНИ. Да, дорогой, прошлогодние и позапрошлогодние, и допозапрошлогодние. (Молчание. Ветер. Морось. МИСТЕР и МИССИС РУНИ идут рука об руку. Шорох шагов.) Тут растет один чудесный ракитник. Бедное деревце, оно так быстро теряет все свои кисточки. (Шарканье подошв.) Вот и первые капли. (Дождь. Шорох шагов.) Золотой дождь. (Шарканье башмаков.) Не останавливай меня, дорогой, я просто говорю сама с собой. (Дождь усиливается. Шлепанье башмаков.) Могут битюги родить, интересно знать? (Они останавливаются.)

МИСТЕР РУНИ. Повтори еще раз.

МИССИС РУНИ. Пойдем, дорогой, не останавливай меня, мы промокнем насквозь.

МИСТЕР РУНИ (настойчиво). Может кто что?

МИССИС РУНИ. Битюги родить. (Молчание.) Ну, знаешь, битюги или ломовые, они ведь не бесплодные или стерилизованные, или какие там еще? (Пауза.) Не мог же Иисус ехать на двух ослятах. Я даже спрашивала об этом у Епископа. (Пауза.)

МИСТЕР РУНИ. Он должен был знать.

МИССИС РУНИ. Да, это был битюг. Он въехал в Иерусалим на битюге. (Пауза.) С этими ослятами — как с воробьями. Чем их больше, тем выше их историческая ценность. А на самом деле, это вовсе не воробьи, а один–единственный битюг. Один.

МИСТЕР РУНИ. Чем их больше!.. не в этом дело, Мэдди.

МИССИС РУНИ. Это вовсе не воробьи! (Истерично.) Совсем не воробьи.

МИСТЕР РУНИ. И какова же историческая ценность твоего битюга? (Молчание. Они идут вдоль дороги. Останавливаются.)

МИССИС РУНИ. Тебе нужен свиной навоз? (Молчание. Идут дальше. Ветер и дождь. Останавливаются.) Почему ты встал? Ты хочешь что‑нибудь сказать?

МИСТЕР РУНИ. Нет.

МИССИС РУНИ. Тогда почему ты встал?

МИСТЕР РУНИ. Так легче.

МИССИС РУНИ. Ты очень промок?

МИСТЕР РУНИ. До самой ерунды.

МИССИС РУНИ. До ерунды?

МИСТЕР РУНИ. До ерунды. До нее самой.

МИССИС РУНИ. Мы повесим наши вещи в сушилку и достанем оттуда халаты. (Пауза.) Обхвати меня рукой. (Пауза.) Мне будет замечательно. (Пауза. Благодарно.) Ах, Дэн! (Они движутся вдоль дороги. Ветер и дождь. Шлепанье башмаков по лужам. Слышится та же самая музыка, что и в начале. Они останавливаются. Музыка громче. Молчание. Слышна только музыка.) Весь день одна и та же пластинка. Этой бедной женщине, наверное, ужасно одиноко в таком огромном пустом доме. Должно быть, она очень стара, эта женщина.

МИСТЕР РУНИ (невнятно). Смерть и Дева. (Молчание.)

МИССИС РУНИ. Ты что‑то сказал? (Пауза.) Ты что‑то сказал?

МИСТЕР РУНИ (громко). Да! (Они идут дальше. Ветер и дождь. Шлепанье башмаков. Останавливаются. Идут дальше. Шлепанье башмаков. Останавливаются.)


Еще от автора Сэмюэль Беккет
В ожидании Годо

Пьеса написана по-французски между октябрем 1948 и январем 1949 года. Впервые поставлена в театре "Вавилон" в Париже 3 января 1953 года (сокращенная версия транслировалась по радио 17 февраля 1952 года). По словам самого Беккета, он начал писать «В ожидании Годо» для того, чтобы отвлечься от прозы, которая ему, по его мнению, тогда перестала удаваться.Примечание переводчика. Во время моей работы с французской труппой, которая представляла эту пьесу, выяснилось, что единственный вариант перевода, некогда опубликованный в журнале «Иностранная Литература», не подходил для подстрочного/синхронного перевода, так как в нем в значительной мере был утерян ритм оригинального текста.


Первая любовь

В сборник франкоязычной прозы нобелевского лауреата Сэмюэля Беккета (1906–1989) вошли произведения, созданные на протяжении тридцати с лишним лет. На пасмурном небосводе беккетовской прозы вспыхивают кометы парадоксов и горького юмора. Еще в тридцатые годы писатель, восхищавшийся Бетховеном, задался вопросом, возможно ли прорвать словесную ткань подобно «звуковой ткани Седьмой симфонии, разрываемой огромными паузами», так чтобы «на странице за страницей мы видели лишь ниточки звуков, протянутые в головокружительной вышине и соединяющие бездны молчания».


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые дни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые деньки

Пьеса ирландца Сэмюэла Беккета «Счастливые дни» написана в 1961 году и справедливо считается одним из знамен абсурдизма. В ее основе — монолог не слишком молодой женщины о бессмысленности человеческой жизни, а единственная, но очень серьезная особенность «мизансцены» заключается в том, что сначала героиня по имени Винни засыпана в песок по пояс, а потом — почти с головой.


Безымянный

Имя великого ирландца Самуэля Беккета (1906–1989) окутано легендами и заклеено ярлыками: «абсурдист», «друг Джойса», «нобелевский лауреат»… Все знают пьесу «В ожидании Годо». Гениальная беккетовская проза была нам знакома лишь косвенным образом: предлагаемый перевод, существовавший в самиздате лет двадцать, воспитал целую плеяду известных ныне писателей, оставаясь неизвестным читателю сам. Перечитывая его сейчас, видишь воочию, как гений раздвигает границы нашего сознания и осознания себя, мира, Бога.