Все, что было у нас - [60]

Поднимаю голову ― окоп, мать его так, а в нём гук долбанный стоит. И я молниеносно засадил этому козлу точно промеж глаз. Сейчас так здорово выстрелить у меня уже ни за что не получится. До него было футов пятнадцать,[78] не больше. Он там стоял себе и пялился; он, наверное, просто стоял себе, пялился на меня и думал: «Что за мудак тупорылый, стоит себе там», потому что убить меня он мог раз пятнадцать. У него была здоровенная винтовка с ручным перезаряжанием.

Скорей всего, сучонок этот меня не заметил. Они сосредоточились на тех, кто шел по тропе. У них были запрятаны пулемёты с обеих сторон тропы, поэтому они могли взять наших под перекрёстный обстрел.

Я тут же завопил: «Они тут!», запрыгнул обратно в кусты, каким-то образом пронёсся сквозь них и был уже в четырёх футах[79] от развилки на тропе.

В общем, сначала огонь открыли типа снайперы. А когда Дич с Доком подходили по тропе нам на помощь, заработали пулемёты и покрошили их в клочья. Я отполз туда, откуда залезал, и не мог подняться, потому что над головой были кусты эти грёбанные. Я ведь шёл в голове, и мне надо было продираться через всякие сраные заросли, поэтому гранаты из карманов я повытаскивал. Я хотел доползти до той дыры ― думал, что проберусь обратно и разнесу пару блиндажей. Но гранат-то у меня не было! И вдруг они открыли огонь с деревьев. Я лежал наполовину в кустах, наполовину на тропе. Промазали? Выстрел сбил с меня очки. Магазин из винтовки выбило. Три пули пробили рубашку. Бог ты мой! Мало мне было неприятностей, так я туда ещё два раза сползал. Я лежал один на тропе, и попытался открыть огонь. Тут-то они и начали стрелять по-настоящему. На земле валялись веточки и всякая прочая фигня, и я слышал «чинк!», «чинк!», и богом клянусь ― огонь стал такой охеренно плотный, что задело оправу очков, и они слетели. И почти сразу же пуля выбила магазин из винтовки. Он даже не взорвался, просто «пинг!» и вылетел. Разворотило его напрочь. Мне пришлось отлёживаться там из-за снайпера. Пулемётные пули сбивали ветки по обе стороны от моей головы, не дальше дюйма[80] от нее. А я всё думал: «Блин, где же второй пулемёт?» Но так было напряжно из-за снайперов ― они же видели, где я лежал. Они глядели сверху прямо на меня, прямо над моей головой.

Отлежался, и, когда снайперы перестали стрелять, я вскочил на ноги. Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-РА-А-А-А-А-А-А-А! Они были чертовски близко ― три или четыре раза я из-за них просто слеп. Бог ты мой ― пули били в землю прямо у меня под носом, и земля взметалась, залетая мне под очки.

Прошло так минут десять, и дошло до того, что мне приходилось притворяться убитым и дожидаться, пока снайперы не перестанут стрелять. Приходилось притворяться, потому что иначе они бы всем скопом на меня навалились. Потом я вставал и, прежде чем открывать огонь, оглядывался ― нет ли крови, а затем начинал палить по этим козлам. Вытаскиваю магазин, бросаю, вставляю другой. Какое-то время я этим занимался, а когда они сбили с меня очки, я сказал себе: «На хер эту хрень, пора завязывать с этим делом». И я пополз обратно к своим, они залегли футах в пяти[81] позади меня. Я пришёл к выводу, что из той хрени, которой я занимался в авангарде, ничего не выйдет. И я стал отползать к нашим по тропе, чтобы можно было подняться, а когда я встал, кто-то сказал: «Дича подстрелили». И я пополз обратно к развилке. Он лежал с правой стороны от неё. Я посмотрел на него, говорю: «Дич!» Он был на расстоянии вытянутой руки. Я говорю: «Ранило тебя?», а он поднял голову, повернулся ко мне чуть-чуть и тихо так говорит: «Ага, ранило». Потом он приподнялся и вытащил из-под себя санитарную сумку. Бог ты мой, она от крови прямо насквозь промокла.

А он просто закрыл глаза и умер. Сразу же. До этого момента я ни разу не видел, как умирает человек. «Ага, ранило». И всё.

И после этого я решил, что нам надо выбираться оттуда, потому что я хотел его оттуда вытащить. И я понял, что Дока тоже подстрелили, потому что сумку свою он бы не оставил… Был бы Док жив, сумка была бы при нем, и он бы уже Дича латал.

Поэтому я вроде как рассудок потерял, встал и попытался продрать в кустах какую-нибудь дыру, чтобы голову просунуть. Не вышло, потому что при этом мне бы её отстрелили. Я снова лёг и стал буквально раздирать эту долбанную землю и проделывать тоннель, прям как нору, а когда я добрался до того места, где она была утрамбована гусеничными бронетраспортерами, я вытащил оттуда всех остальных ребят. Вытащили лейтенанта, и я собрался обратно за Дичем. Но не успели: еще одного пацана подстрелили ― уж и не помню, как его звали. Ему в поясницу или позвоночник попало. К этому времени мы были уже измотаны до охерения ― бой ведь так долго шел. Мы с Посди подбежали к этому пацану. Мы собирались поднять его на руки и вынести, но, черт, даже поднять его не смогли. Мы сказали ему: «Блин, мы понимаем, что ты ранен, но тебе придется самому нам помогать тебя поднять. Мы тебя от земли оторвать не в силах». Он был не очень-то здоровый, а мы оба были здоровяки такие, но просто охереть как измотанные. Жарко ведь было и напряжно.