Всё, чего я не помню - [25]

– Потом она подошла, раскинув руки для объятия. Но я уже успел протянуть правую руку. А когда я собрался ее обнять, она протянула правую руку. Начало просто супер.

* * *

Нас развернули, парень на ресепшне в Миграционной службе даже не записал номер дела. Он говорил с испанским акцентом, от него пахло бананами, и у него хватило наглости объяснять мне, что «здесь в Швеции у нас вообще-то есть отличная система, «очередь» называется». Я признаю, что разозлилась, Зайнаб пыталась меня успокоить, охранники выпроводили нас на улицу. Когда мы стояли на парковке и все казалось безнадежным, я услышала робкое покашливание и голос, который спросил, что произошло.

* * *

В отеле на площади Норра Банторгет был бар, Самуэль заранее его нагуглил и заглянул туда за двадцать минут до встречи, чтобы лишний раз удостовериться, что он им подойдет, не слишком людно и не слишком пусто, не слишком шикарно, но и не слишком просто. Они пошли по Васагатан в сторону бара, стараясь поддерживать разговор, но он не клеился. У нее был рюкзак с одеждой для тренировки и сиреневая шапка, потому что волосы были мокрые, и вообще она выглядела совсем не так, как Самуэль ее запомнил. Но он думал, что стоит им только найти место, где можно спокойно посидеть, у них появится шанс узнать друг друга. Когда они подошли к бару в отеле, Лайде сказала, что ей не нравится здешний «вайб».

– В каком смысле? – спросил я.

– Понятия не имею. Она предложила «немного пройтись».

– Немного пройтись?

– Немного пройтись! – крикнул Самуэль. – Знаешь, какой на улице колотун? Знаешь, как сложно поддерживать нормальный разговор и одновременно думать, как бы не дать дуба от холода?

– Или поскользнуться и упасть?

– Вот именно. Большое спасибо.

* * *

Это был Самуэль. Иссиня-черные волосы аккуратно уложены. Нос немного крючком. Отросшие бакенбарды. Мятая рубашка с двумя красными пятнами от соуса чили на воротнике. Нечищенные ботинки. Добрые глаза. На щеках пушок. И самая широченная улыбка, которую я когда-либо видела.

* * *

И они пошли. Несколько раз Самуэль предлагал зайти в какой-нибудь бар или кафе. Но Лайде каждый раз говорила, что бар слишком шикарный, а вон то место какая-то дешевая разливуха, а вот то кафе напомнило ей о бывшем, а это место закрыто. Поэтому они просто шли. Шли, и шли, и шли, и шли.

* * *

Где-то через неделю мы встретились в центре города. Самуэль прислал сообщение, и мы прогулялись по Васастану[14]. Был прохладный осенний вечер, я пришла после бассейна и немного опоздала. Это не было похоже на настоящее свидание. Не знаю почему. Может, потому что нам было так легко разговаривать друг с другом. Может, потому что я подозревала, что он гей. Он несколько раз повторил, что живет с парнем по имени Вандад, у них прекрасные отношения, и я помню, что, слушая это, я почувствовала укол ревности – удивительно, ведь к этому моменту мы знали друг друга минут пятнадцать.

* * *

Они все шли и шли. Час. Два. Три.

– О чем вы разговаривали? – спросил я.

– Обо всем и ни о чем, – ответил Самуэль.

Стало поздно. Они совсем окоченели. Самуэль задавал вопросы, чтобы в воздухе не повисла тишина, а Лайде отвечала, потому что обожала звук собственного голоса.

* * *

Первый час мы в основном говорили о работе. Он рассказывал, как оказался в Миграционной службе, сначала изучал политологию, потом получил подработку, которая превратилась в полноценную работу.

– Но это только на время, – сказал он. – Правда. Я не создан для работы в органах власти.

– И сколько ты там проработал?

– Слишком долго.

Я рассуждала о разнице между работой в Брюсселе и тем, чем я занималась в Стокгольме. Насколько легче и – парадоксально, но факт – менее энергозатратно помогать женщинам, чем переводить бесконечно длинные тексты о тарифах на рыбу. Он рассказал, что выбрал политологию, чтобы изменить мир, и многие из его однокурсников устроились в МИД и ООН. А он жил в съемной квартире и работал в отделе Миграционной службы по взаимодействию с посольствами.

– Но хотя платят там мало, эта работа приносит и другую прибыль, – сказал он.

– Какую?

– Пока непонятно.

* * *

Когда температура крови в жилах приблизилась к точке замерзания, Самуэль предложил разойтись по домам.

– И в какой-то момент ты одолжил ее худи?

– Именно. Я чуть не сдох от холода. А потом забыл отдать.

– И никакого секса?

– Какой уж тут секс.

– Похоже на потраченное впустую время.

Он молчал.

– Честно, это не свидание, а реальная катастрофа, – сказал я без радости в голосе.

– Ну, может, не катастрофа, но… Когда я теперь об этом думаю… Не знаю. У нас разное чувство юмора. Но вместе с тем мне понравилось с ней общаться.

* * *

Мы нарезали все большие круги, но каким-то волшебным образом все время возвращались на площадь Норра Банторгет. В первый раз мы сошлись на том, что оба совсем не разбираемся в созвездиях. Я показала на небе, какие звезды образуют Большой знак вай-фая. Он показал Малый логотип «Найк».

– А вон там Шнурок от жалюзи!

– Смотри, Большая батарея!

Мы смеялись, поглядывая друг на друга.

Когда мы вернулись на площадь во второй раз, Самуэль рассказывал о бабушке. Сказал, что она сильная женщина, которая всегда была самостоятельной, но в последнее время становилась все более растерянной. Забывала принимать лекарства, питалась конфетами и печеньем, попала в три ДТП за три месяца.