Всё, чего я не помню - [22]

* * *

Нихад продолжала:

– Сковородка лежала в стороне, я могла бы до нее дотянуться, но не стала, я могла откусить его язык, но не сделала и этого, я позволила ему начать, а когда ничего не вышло, он стал ругаться и говорить ужасные вещи о моем теле, что оно слишком отвратительно, я слишком толстая, что никто никогда меня не захочет. Потом встал надо мной и трогал себя, пока не кончил, сперма немного попала на меня, он сказал слизать ее, но я не доставала языком, тогда он взял мой язык и потянул его, поцеловал меня, сказал, что я слишком отвратительная, чтобы ко мне прикасаться, а потом ушел, пошел к машине, а я осталась лежать, слышала, как лифт спускается на первый этаж, слышала, как он отключил сигнализацию на машине, звук двигателя, когда он повернул ключ зажигания, мотор с минуту поработал вхолостую, а потом он уехал, исчез, а я все лежала.

* * *

Кабинет был в точности таким же, как когда Самуэль ушел оттуда на обед. Запах ксерокса. Белая доска. Письменный стол. Искусственное растение в горшке. Светло-серый монитор с наклейками, оставшимися от человека, который работал там до него. И вот Самуэль. Внезапно почувствовавший себя в офисе так же естественно, как медведь на скейте. Он не мог усидеть за столом, потел, ему стало тесно в кабинете, он хотел выйти, уйти, прочь. В конце концов он снова открыл дело, увидел, что контактное лицо слеш переводчика зовут Лайде. И записал в телефон ее номер.

* * *

На несколько секунд повисла тишина, затем послышался голос полицейского:

– Попросите ее прояснить, был ли это завершенный половой акт.

– Она говорит, это не был завершенный половой акт.

– Попросите ее описать, как она сопротивлялась.

– Она говорит, что не решалась сопротивляться.

– Почему она не приехала сразу?

– Боялась.

– Объясните, что я готов принять заявление. Думаю, обязательно надо его написать. Но скажите ей, что это дело может и не пойти дальше, такой риск есть.

– Скажите сами.

– Переводчик-то вы.

– Но она вас понимает.

– Да, но не думаю, что она понимает так же хорошо, как вы.

– Я вас не понимаю.

– Поймите, я ничего не оцениваю. Я не юрист, вы не юрист, она не юрист, так ведь? Поэтому мы лишь можем согласиться, что решить, что на самом деле произошло, могут только юристы?

Голос Нихад: Что он говорит?

Я: Что будет непросто.

Ее голос: Но я знаю, где он живет, у меня есть адрес, хотя я думаю, что имя, которым он назвался, ненастоящее.

Я: Я понимаю, но не уверена, что понимает он.

Она: На диване осталась его кровь.

Голос полицейского: Что она говорит?

Она: Что он говорит?

Я: Он гребаный идиот.

Она: Я знаю.

Я: Там больше нет никого, с кем вы могли бы поговорить?

Она: Не знаю, я так… я так… я не знаю, что делать.

Он: Что она говорит? Вы можете ее успокоить? Понимаю, сложно, но никому не поможет, если она будет так себя вести.

Я: Скажите, что вы хотите поговорить с женщиной-полицейским.

Она: (стонет, плачет, шмыгает носом).

Он: Что она говорит?

Я: Что хочет поговорить с женщиной-полицейским.

Он: Так и сказала?

Я: Да. Она хочет поговорить с женщиной-полицейским.

Он: Вы понимаете, что этот разговор записывается?

Я: Она хочет поговорить с кем-нибудь еще.

Полицейский вздыхает, отодвигается стул, открывается дверь.

Она: Что вы ему сказали?

Я: Что вы хотите поговорить с женщиной-полицейским.

Она: Что со мной будет, если я напишу заявление? Я: Надо будет спросить ее об этом. Вам необходимо поговорить с кем-то другим, с кем-то, кто на вашей стороне.

Она: Спасибо.

Я: Не за что.

Она: А что теперь? Я: Будем ждать.

* * *

Позднее тем же вечером мы сидели на нашей общей кухне и обсуждали произошедшее. Самуэль описывал (в четвертый раз), что сказала она, что сказал он, во что она была одета, как она красива.

– На парковке была очень особенная атмосфера. И не только у меня в башке, точно тебе говорю, чувак. Она должна была это почувствовать, зуб даю, что почувствовала.

– Что будешь делать теперь?

– Не знаю. А ты что думаешь?

– Без понятия. Но я бы на твоем месте залег на дно.

– Это почему?

– Думаю, так будет лучше.

У меня не было другого ответа, и я не знаю, почему ответил именно так. Просто сказал то, что чувствовал там и тогда. Думал, что не время Самуэлю встречаться с кем-то. Не сейчас. Не с ней.

* * *

Пока мы ждали, Нихад рассказала, что муж смирился с ее желанием развестись. Он никогда не поднимал на нее руку. Был хорошим мужем, учился на повара в ресторане в Накке. Но она никогда не смогла бы рассказать ему о случившемся. Она ушла от него, чтобы стать свободной, ее пустили пожить в эту квартиру, потому что она была в отчаянии, а теперь диван испорчен, а тот, кто называл себя Биллом, знает, где она живет, и… Она снова заплакала. Я объяснила, что, поскольку она приехала в Швецию как сопровождающий член семьи, есть риск, что теперь, когда она признала, что отношения с мужем закончились, ее задержат и отправят обратно.

– Что же мне делать?

– Не знаю. Но на вашем месте я бы выбралась оттуда. Немедленно.

* * *

Но слушал ли Самуэль? Доверял ли чуйке лучшего друга? Нет, через несколько дней я вышел из душа и обнаружил Самуэля за кухонным столом.

– Ладно. О’кей, о’кей, о’кей! – прокричал он, и в его голосе слышалась одновременно радость и паника. – Я только что это сделал. Нажал на «отправить». Я написал ей сообщение!