Всадник с улицы Сент-Урбан - [38]
За стенкой квакал и хрюкал приемопередатчик — диспетчер там выкрикивал приказы пограничникам.
— Внимание! На подходе Анафукоброплис, Анафуко… первое «а» — Абель, потом «н», как в слове «никель»… ну да, ну да, он грек. Скорее всего, будет пытаться проникнуть через Монреаль в составе группы из сорока конькобежцев. Только у них не коньки, у них ролики.
По коридору мимо комнаты, где томился Джейк, то и дело проходили мужчины и женщины; без конца со скрипом выезжали и снова, задвинутые коленом, грохали в стену выдвижные металлические ящики с картотекой. Вжжжик — пауза — блямс! Вжжжик — пауза — блямс!
— Всем внимание! — опять заговорил радиодиспетчер. — Ждем тех торговцев детьми — они, видимо, будут пересекать границу снова через два часа. Так что на этот раз, ребята, не упустите, поняли?
В полдень иммиграционный контролер вернулся, отпер дверь и изжеванным карандашиком указал на голову Джейка.
— Не вижу шапо, — сказал он.
— Чего не видите?
— Ну, я ведь про ортодоксальных евреев все знаю. Читал про них в журнале «Лайф». Шляпы нет. Так что поедешь небось и после захода, а, малой?
— Вы очень наблюдательны. Уверен, что однажды Эдгар Гувер вас заметит.
Контролер выпустил Джейка из здания и повел через городок к покосившемуся, бурому как товарный вагон щитовому домику у самых путей. Не отрывая глаз от лоснящихся на заду штанов сопровождающего, Джейк поднялся по деревянным ступенькам в контору, где стояли четыре стола и круглая печь в углу, рядом с ней сидел дознаватель. Волосы прилизаны, посередине прямой пробор, мертвые глаза, губ нет вовсе, уголки засаленного ворота рубашки загибаются вверх. Один взгляд, и сердце падает. Джейк сразу понял: все, кранты.
— Имя полностью? — начал вислоплечий дознаватель. — Возраст?
— Двадцать лет.
— Полное имя отца? Место рождения? Религия?
— Еврей.
— Где работаете?
— Сейчас нигде.
— Ум-гм. Состоите ли или состояли ли в прошлом в следующих организациях… Я буду читать медленно. Коммунистическая лига молодежи?
— Да вроде бы нет.
— Общество помощи беженцам Испанской войны? Лига канадских потребителей? Студенческий союз борьбы за мир?
— Я бы хотел сделать заявление.
Дознаватель откинулся в своем вращающемся кресле и стал ждать.
— Один из моих врагов в университете одно время подписывал моим именем всякие петиции левой направленности.
— Его имя?
— Да он в шутку. Он думал, это очень забавно.
— Понятно. Клуб прогрессивной книги?
— Гм, одну минутку. Дайте подумать… Я не уверен. Как вы сказали? Клуб прогрессивной книги?
— Да или нет?
— Да.
Вслед за этим дознаватель зачитал чуть не бесконечный список газет и журналов, спрашивая Джейка, подписывался ли он когда-нибудь на какой-либо из них. Его ответы перепечатали на машинке в пяти экземплярах, после чего Джейка попросили проверить, нет ли несоответствий и опечаток и подписать каждый экземпляр.
— Вот тут написано… религия: «иудей». Я точно помню, я сказал «еврей».
— И что?
— Он новенький, — вмешался иммиграционный контролер. — Я предупреждал!
— Я просто к тому, что вы же не хотите, чтобы я подписывал заведомо ложные измышления.
— Гос-споди-Иисусе, вы что, хотите себе же хуже сделать? О’кей, вот: я зачеркиваю иудей, сверху пишу еврей. Раз страница, два, три… подписывайте каждую, где я это сделал.
— Роджер[119], — подмигнув, подтвердил Джейк, стараясь ввернуть словцо как бы небрежно и в то же время с шикарным истинно нью-йоркским прононсом.
— А вот это вот брось! Понимаашь ли. Выражаться он тут еще будет! Смотри у меня.
Джейк подписал экземпляры. Потом его водили снимать отпечатки пальцев и возвратили в кабинет.
— Так. Слушание объявляю закрытым, — сказал дознаватель, — а вас — нежелательным в Соединенных Штатах элементом. Ваше ходатайство отклонено. На основании параграфа двести тридцать пять, пункт «це» Закона об иммиграции и национальностях вы в США временно не допускаетесь. Сегодня в полвосьмого вечера отправитесь в Монреаль.
— Но вы мне так и не объяснили почему.
— Разглашать информацию, на основании которой выносится решение об отказе, мы не уполномочены.
Джейка отвели назад в место заточения, и там он обнаружил сокамерника — тощего старика со впалым животом, который как на насесте сидел на краю верхней койки напротив, болтая в воздухе хилыми ножками. Он был в щегольской соломенной шляпе и клетчатой рубашке; широченная, она была ему велика по меньшей мере размера на два. На ногах рваные спортивные тапочки. Огромные глаза на выкате, да еще и выпучены так, будто он пребывает в непрерывном изумлении; над головой занесен посох.
— Стоять! Не двигаться! — приказал он, демонстрируя Джейку посох. — Стой, где стоишь.
— Господи Иисусе! Вы кто?
— А ты будто не знаешь!
Джейк неуверенно сел.
— Я знал, что они кого-нибудь пришлют. Крысу. Крота. Червя. Такого, как ты.
— А вы не могли бы объяснить мне, о чем речь?
— Признавайся! Тебе платит Фейгельбаум? Или ты от Шапиро?
— Да никто мне не платит. И никто меня сюда не подсылал. Посадили вот… А вечером отправят в Монреаль.
— Для того чтобы ты следил за мной? Нечего, нечего! Я тебя раскусил. Дрянь ты поганая. Сунешь руку в карман за оружием, закричу, позову охрану.
