Время зимы - [30]

Катарина недоверчиво глянула на Ракела.

— Фарилисса — битая фигура, Ваше Величество. С момента, как было объявлено о помолвке Шиалистана и малолетней императрицы, ее мало что решает.

— А что бы вы сказали, леди Ластрик, скажи я вам, что в Нинэвель нет ни капли императорской крови?

Леди Ластрик откинулась на спинку стула, вся обращаясь в слух.

— Я бы попросила Ваше Величество не томить меня недомолвками и продолжать.

Глава пятая

Весь день до вечера, Арэн не видел Банру. Знал только, что жрец заботиться о раненых вместе с несколькими девочками, воспитанием которых занималась Мудрая. Воспитанницы были на несколько лет младше Хани, но не боялись ни вида крови, ни лика смерти в застывших взорах умерших.

Тех, кто пережил нападение, осталось немного: из амбара раздавались стоны раненых, женщины успокаивал детей и оплакивали погибших мужей, мужчины слаживали костер по приказу Мудрой. К первым звездам, в северной части деревни, он был готов — широкий, в половину роста взрослого человека, помост, из скрещенных бревен, помазанных древесной смолой. Когда на него стали сносить тела, Арэн понял, что погибших много больше, чем ему казалось.

Вокруг погребального кострища собрались все жители Яркии, в руке каждого, от мало до велика, горел факел. Мудрая долго молилась на родном языке, но слова ее молитв угадывались без труда. Когда речь закончилась, женщина обильно полила умерших маслом и первая подожгла траурное ложе. Ее примеру последовали остальные. Скоро языки пламени взвились к небесам, заревом осветив скорбь на лицах сельчан.

В "Медвежьей лапе" поселилась тишина. Столы пустовали, из-за шкуры не тянуло запахом свежеиспеченной сдобы и бараньей похлебки. Но к ужину им подали свежих колбасок с салом, вяленую рыбу и запеченные в горшках грибы с картофелем и луком. Арэн вяло орудовал ложкой и поглядывал, как Миэ снова заливает в себя вино.

— Наш проводник, — сказала женщина, икнув, — отдал душу Гартису. Видела бедолагу без руки и с вывороченными потрохами. Теперь, небось, горюет, что не унес ноги.

— Вряд ли мы выжили бы, попадись на пути людоедам. Напомните, чтобы я пожертвовал пару лорнов в храм Калисеи. — Раш, вытер пальцы тряпицей, подлили вина в кружки и кликнул хозяина. — Еще вина!

Банру оставался молчаливым. Он пришел только когда погребальный костер уже догорал. Мудрая подала сигнал, выпустив в воздух ленту разноцветных искр и за холмом подожгли трупы людоедов, чтобы те, своим смрадом, не омрачали последний поход павших воинов.

— Нам нужно ехать с рассветом, — сказал жрец с задумчивостью. На его загорелом лице пролегли морщины усталости, глаза пошли алой поволокой, а голос потеря цвет. — Я чувствую, как черная туча идет в Северные земли. Пора ехать, пока не поздно.

— С каких пор жрец солнца стал бояться темноты? — Арэн вопросительно взглянул на тутмосийца, припоминая — видел ли раньше на его лице подобную обреченность.

— Моя богиня не явит свой лик, пока здесь столько крови. Моя одежда, моя руки, моя кожа, — Банру поглядел на свои ладони так, как будто впервые видел их. — Все пропиталось запахом смерти. Только очищение поможет мне, долгая молитва в храме Ласии.

— Или крепкий хмельной сон, — хлопнул его по плечу Раш и проследил, чтоб жрец осушил кружку до последней капли. — Но в одном я с тобой согласен — стоит уносить ноги, да поживее. Не знаю, что за срань течет в жилах тварей, но ветер приносит нестерпимую вонь. Как бы не подхватить проказу.

Арэн, впервые за долгое время, был согласен с карманником. Он и сам мертвецки устал. В такие моменты дасириец вспоминал о родительском доме. Зимой в Орлином замке, которое частенько называли "гнездом Шаамов", растапливали хару, и в комнатах, расположенных над ней, сразу становилось тепло. К столу, согласно традиции, подавали семь блюд, После, в Орлином замке, сестры и мать пели, играя на арфе, а братья воевали игрушечными армиями, отлитыми из олова.

У Арэна, как и всякого зрелого дасирийца, давно был собственный дом, жены. В Замке всех ветров хару только строили, и в каменных стенах часто гостил холод. Зато была трофейная ванна, отделанная розовой эмалью и на ножках в виде отлитых из бронзы драконьих лап. Рабы доверху набирали ее теплой водой, постоянно подливая еще и еще.

Арэн не любил думать о своем доме, где его никто не ждал. Он согревал себя мыслями о месте, в котором провел детство. Сейчас дасириец отдал бы все содержимое своей мошны, лишь бы хоть на час оказаться в Орлином замке, в окружении родителей, братьев и сестер.

Ступени, ведущие наверх, скрипнули. Один из постояльцев, подумал дасириец, разглядывая мужчину, спускающегося вниз. Судя по дорогом сапогам, хорошо скроенному кафтану зеленого бархата, и тяжелой цепи из переплетенных золотых и серебряных звеньев, постоялец был из купеческой братии.

— Видел его сегодня на местном рынке, — шепнул Раш. — Товары дорогие, местным не по кошельку. Готов спорить, что не торговать приехал. И не проездом через Артум — дальше на север только Пепельные пустоши и Край.

— Может, как и мы, держит путь в столицу.

— Сейчас узнаем.

Раш сгреб в охапку круглолицую помощницу хозяина. Девушка не стала противиться, когда постоялец усадил ее себе на колени, ловким движением выудив из ее волнистых волос серебряный лорн.