Время жить - [43]

Эта бабища меня разыграла. Наверно, она и была такая, как говорит Алонсо. Но теперь она старуха и вот решила на мне отыграться, а заодно и себя выгородить. Не такой уж он псих, этот Алонсо.

Мари тоже меня разыграла. Она давно уже охладела к этим делам.

А я всегда был в порядке. И сейчас в порядке.

У меня болит спина. Не при вдохе, а временами. Наверное, защемило мышцу. И чего это я дурью мучаюсь?

Луи едет дальше. Когда он приезжает в Мартиг, уже совсем темно. У него и в мыслях нет идти домой. Наверное, все уже смотрят телевизор: Жан-Жак, строящий из себя всезнайку, Симона, которая все мотает себе на ус, Мари с ее штучками. И даже малыш, которого он почти не знает. Спасибо еще, что он больше не ревет по ночам во все горло, как прошлой зимой.

День-деньской корплю на работе, чтобы они ни в чем не нуждались. Никогда не отдыхаю, не развлекаюсь. С этим пора кончать.

Луи с решительным видом толкает дверь маленького бистро – он тут еще не бывал – и идет прямо к стойке.

– Пастису, хозяин!

Выпив вино залпом, делает знак повторить. Луи обдумывает, как бы так, половчее ввернуть вопросик.

– Давайте выпьем, хозяин.

Тот бормочет что-то невнятное и наполняет свой стакан бесцветной жидкостью.

– Ваше здоровье!

– Ваше!

Народу ни души. Бар как бар.

Кто же это мне говорил, будто здесь есть барышни? Не Рене… Вспомнил: парень, с которым я играл в белот. Да, точно. Он объявил четырех дам и добавил: «совсем как у Гю…» Никто не понял, на что он намекает, и тогда он рассказал, что один марселец купил у Гю бар, который прогорал, и переоборудовал в подпольный бордель с четырьмя потрясными девками. Имя парня я позабыл. А может, это все-таки был Рене. Не спросишь же у хозяина так, с бухты-барахты… Он и без того на меня косо смотрит, явно не доверяет.

– Ваше здоровье!

– Ваше!

Хозяин, как принято, опять наполняет стаканы.

– Я приятель Рене.

– Какого еще Рене?

– Рене Блондена.

– Я такого не знаю.

– Он штукатур… Работает со мной на стройке в Роньяке.

– Ну и что из этого?

В глубине бара открывается небольшая дверь. Ах да, как же, как же: позади есть еще зал. Прежде там устраивали собрания. Выходит клиент. Ясное дело, барышни там. Хозяин прощается с ним за руку. Вот они завели какой-то спор. Не обо мне ли? Уж не принимают ли они меня за легавого?

– Налейте-ка мне анисовой, хозяин!

Из задней двери выходит еще один тип.

– Не помните Рене Блондена? Молодой такой парень лет двадцати трех – двадцати четырех, видный малый?

– Нет, я такого не знаю.

– Мне рассказывали, будто у вас теперь все по-другому. Но я что-то особых изменений не приметил.

Хозяин не отвечает. Ей-богу, он глядит на меня косо. Оба типа направляются к выходу и, поравнявшись со мной, рассматривают в упор.

– Налейте-ка мне последнюю, хозяин.

– Всегда пожалуйста.

Хозяин смотрит на меня волком. Кажется, он напуган. В бар входит мужчина… Черт, этот мне знаком. У него на нашей улице бакалея. Вечно заигрывает с покупательницами. Мари давно перестала у него покупать. Не то он меня не узнал, не то притворяется.

Он перешептывается с хозяином – я им мешаю.

– Сколько с меня?

– С анисовой – семь стаканов. Значит, четыреста двадцать франков.

– Тогда налейте восьмой, и будет пятьсот.

– Нет, четыреста восемьдесят.

Лавочник уселся за столик. Нервно барабанит пальцами. Хозяин тоже нервничает. У меня закружилась голова. Восемь пастисов – не ахти как много, а меня развезло. Я кладу на стойку пятисотфранковую бумажку. Из маленькой двери высовывается блондинка – до писаной красавицы ей далеко – и манит лавочника рукой. Все это мне порядком уже надоело. Чего, собственно говоря, я здесь торчу? Прикрыв бумажку лапой, хозяин протягивает мне сдачу – двадцать франков. Я сую монету в карман.

Видать, Рене рассказывал мне басни, или я перепутал адрес.

Пока девица закрывает за собой дверь, из задней комнаты доносится музыка, громкие голоса. Нет, я адрес не перепутал.

Тут есть второй зал, как при Гю.

Хозяин облокотился на стойку прямо напротив меня. Он сверлит меня своими маленькими серыми глазками. У него квадратная челюсть, широкие плечи.

– Так в чем дело? – спрашивает он.

– Мне сказал один парень, может, и не Рене, что тут… но, кажется, я ошибся.

– Да, похоже, тебя облапошили.

От ночной прохлады Луи развезло еще больше. Он толкает мотороллер через мост. Огоньки – перевернутые луны – дрожат на воде. Ноги у него отяжелели, голова трещит. Он отупел от вина, от тоски и недовольства собой. Идет сам не свой. По привычке заходит в ближайший к дому бар – он туда заглядывает чуть ли не ежедневно. И снова пьет без всякого желания, как автомат.

– Ты что, не смотришь вечернюю передачу?

– Нет, молчи!

Мари сидит в кресле, сжав голову руками, и слушает пластинку. Мелодия ему незнакома.

– Что ты поставила?

– Тсс! Я купила эту пластинку сегодня в Марселе.

– Ты ездила в Марсель?

– Да. Помолчи.

Луи шатается. Еле успевает схватиться за притолоку.

– Закрой дверь.

– С чего это ты таскалась в Марсель, милочка моя?

Он с трудом выговаривает слова.

– Ты пьян, – кричит Мари, – пьян…

Швырнув сумку на диван, Луи идет на Мари.

– Зачем ты ездила в Марсель?

– Купить эту пластинку.

– Эту пластинку! Эту пластинку! Ах, мадам любит музыку.