Время умирать. Рязань, год 1237 - [44]
Пока Гунчак вел свой рассказ, наступили сумерки. В тереме стало совсем темно.
— Свету дайте! — крикнул Ратьша вниз, дружинникам, караулившим пленных половцев.
Снизу, поскрипывая ступеньками лестницы, поднялся воин с горящим светочем. Поставил его на стол. Внутренность терема озарилась неровным красноватым светом.
— Хорошо, ступай, — отпустил Ратислав дружинника. — Ну, сказывай, что дальше было, — это уже к Гунчаку.
— Снова к стене отправили хашар, ломать остатки частокола и срывать участки вала, где предполагался приступ, — заговорил тот. — Со стены их безжалостно истребляли, видно, уже позабыв, что это соплеменники. Хашар погибал, но делал свое дело. Снова наступила ночь. Под ее покровом монголы подтащили камнеметы на уровень первого вала, на те его участки, которые срыли невольники. Теперь их орудия могли доставать до третьей, основной стены. С нее пытались отвечать, но циньцы снова метнули греческий огонь и разогнали стреляющих. Эта стена горела плохо: булгары обильно полили ее водой, наморозив толстый слой льда. Всю ночь работали камнеметы, чередуя камни кувшинами с греческим огнем. К рассвету во внутренней стене образовались проломы.
Гунчак прервал рассказ, отхлебнул меда из кружки, немного помолчал и продолжил:
— Вскоре после рассвета меня нашел монгол, командовавший моей «тысячей» и приказал готовить воинов к приступу. После полудня нас погнали на штурм. Мы шли в третьей волне. Первые две разбились о живую стену защитников города, вставшую в проломах. Я хотел, как принято и у нас и у вас, пойти в бой в первых рядах, но начальник-монгол этого сделать не позволил: по их ясе все начальствующие над воинами, начиная от тысяцкого, во время сражения должны находиться позади боевых порядков, руководя действиями своих подчиненных. Кроме моей в этом приступе принимали участие еще три половецкие «тысячи». Всего около трех с половиной тысяч воинов. В проломах стояли закованные в сталь, прикрывшиеся щитами и ощетинившиеся копьями, отборные булгарские сардары. Наши же половцы вооружены легко, ты сам знаешь, да и в пешем строю биться непривычны. В общем, ничего с булгарами мы сделать не смогли. Мои половцы карабкались на полуразрушенную стену, перескакивая через бревна, оскальзываясь на замерзшей крови, спотыкаясь о трупы погибших во время предшествующих приступов. Добирались до булгар они порознь, не умея слиться в единый строй и натыкались на копья, или падали изрубленные мечами. Потом с боков по нам ударили другие булгары, снова сделавшие вылазку из-за основной стены и снова атаковавшие между валами. Мы не выдержали и побежали. Монгол-начальник ругался по своему, брызгая слюной, хлестал бегущих плеткой, но остановить никого не смог. Нас подхватил поток, обезумевших от ужаса людей, и вынес за валы прочь от стен. В этом бою я потерял больше половины своих людей. Это из тех, кто оставался после блужданий по заснеженным булгарским дебрям.
До темноты было предпринято еще три приступа. Кроме трех мест, где уже была проломлена внутренняя стена, монголы атаковали город и в других местах, чтобы распылить силы защитников. Нас в этот день больше не трогали. Штурм продолжался всю ночь, и булгары изнемогли. Почувствовав, что они держатся из последних сил, монголы с утра снова бросили на приступ аланов и еще каких-то союзников, хорошо вооруженных и обученных биться в пешем строю. Булгары дрогнули. Аланы нажали еще сильнее. И те начали отступать. Тут же в открывшиеся проломы хлынули, стоящие наготове, свежие силы уже самих монголов, поджигая дома внутри стен. Потом они открыли ворота изнутри, и в город хлынула конница. Булгары медленно пятились к Внутреннему городу. Приостанавливаясь и огрызаясь. Бой во Внешнем городе продолжался остаток дня и всю ночь.
Утром нас отправили во Внешний город, откуда уже были выбиты защитники с задачей истреблять мирных жителей и собирать добычу. Добычу было приказано стаскивать в осадный стан к палаткам монгольских царевичей, где потом, после сражения, ее должны были поделить. Мы вошли в проломы и растеклись по улицам. Город горел, но горел только у стен, где его подожгли штурмующие. Пожар разгорался вяло — слишком много снега, да и горожане обильно полили крыши своих домов водой от огненных подарков осаждающих. Часть жителей отступила вместе с защитниками, но многие остались в своих домах, непонятно на что надеясь. Мои воины, не разгоряченные штурмом, вначале не хотели убивать. Но монгольские десятники и сотники, командующие ими, заставили выгонять жителей на улицу, разбивать их на группы и заставлять каждого моего воина резать определенное количество людей. Не подчинявшихся убивали. И мы начали резать…
Гунчак снова замолчал, прикрыл глаза, по лицу его пробежала судорога. Потом он провел ладонями по глазам и заговорил. Голос его звучал глухо.
— Я воин, Ратьша. Я видел кровь и убивал. Но резать вот так, с холодным сердцем, по счету. А они заставили это делать и меня. Мужчин, способных держать оружие, среди убиваемых почти не было — все они дрались в рядах защитников. В основном это были женщины, дети и старики. Когда обитатели города поняли, что пощады не будет, они начали разбегаться, а кое-кто даже попытался сопротивляться. Убивать сразу стало легче — похоже на охоту. Понимаешь? Моими людьми начал овладевать азарт. Пролитая кровь пьянила. Детей и стариков просто убивали. Женщин насиловали, распластав прямо на грязном снегу, а потом тоже убивали. Монголы, наши десятники и сотники показывали пример. Эти еще и вспарывали женщинам животы. Потом они объяснили мне, что от соития с женщинами врагов не должно оставаться сыновей, которые, когда подрастут, могут сойтись с отцами в битве и, да не допустит такого Великое Небо, убить кого-то из них. Для посмертного существования монгола это очень плохо. Кровавое безумие продолжалось весь день и большую часть ночи. Только к утру, забрызганные кровью с ног до головы, мы вернулись в стан.
Стоит ли верить незнакомцу, который предлагает великий дар абсолютно безвозмездно? Стоит ли отказываться, даже чувствуя подвох, если у тебя и так в этой жизни ничего не осталось? И что за награда ждет в конце нежданно-негаданно свалившегося на голову смертельного испытания? Как бы там ни было, тот, кому нечего терять, пойдет ва-банк, согласившись на сделку, и вернет давно ушедшую молодость, но уже в ином мире. А о цене за этот «дар» он узнает чуть позже и в самый неподходящий момент.
Недалекое будущее. Первый контакт с пришельцами складывается не совсем удачно.
Он просто прилетел поохотиться на слабоосвоенную планету с экзотической флорой и фауной. Кто мог подумать, что охота окажется весьма опасной и поставит охотника на грань жизни и смерти, а помощь придет к нему совсем с неожиданной стороны.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.