Время умирать. Рязань, год 1237 - [23]

Поднял-таки тревогу этот живчик. Спящие татары проснулись, кто успел, обнажили сабли, попытались сбиться в кучи. Удалось это немногим. Ратьшины воины поворачивались быстро, опомниться не давали. В итоге в середине стана собралось около десятка находников, вставших спина к спине, ощетинившиеся саблями и прикрывшиеся шестью щитами — больше, видать, прихватить не успели. Начальство в богатой одежде, примеченное вчерашним вечером, затолкали в центр строя. Осталось их, правда, только двое из пяти. Побили, все же, черти троих. Говорил же — беречь, брать живыми. Ужо устрою вам! Ну да ладно. Этих надо брать невредимыми. Вот только теперь со степняками, приготовившимися умереть, что делать? Боярин рявкнул, приказывая остановить бой.

Схватка приостановилась. Распаленные боем русичи окружили врагов плотным кольцом, готовые завершить начатое. Завершат. Только чего это будет стоить. Да и языков могут порубить в запале. Решение созрело быстро.

— Копья собрали! — прорычал Ратислав. С десяток воинов, бросились собирать по стану татарские копья. Собрав, раздали их соратникам. Те уже поняли, что делать дальше. Выставив копья, начали сжимать кольцо. Сабля против копья тут не пляшет. Татары пытались, конечно, перерубить древки. С тремя-четырьмя копьями такое даже получилось, но это их не спасло. Врагов быстро перекололи, кроме тех двоих в богатой одежде. Один, поняв, что нужен нападающим живым, сам бросил саблю. Второй, рыча, словно дикий зверь, отбивался до последнего. Пришлось сдавить его татарскими щитами, тоже подобранными здесь в стане: свои не взяли, не думали, что придется принять здесь настоящий бой. Поваленный наземь, обезоруженный татарин продолжал и тут кричать, отбиваться ногами и даже кусаться. Пришлось спеленать руки и ноги, а в рот воткнуть кляп.

Уф! Вроде, все кончилось! Ратьша присел на татарское седло, подобрал, валяющуюся поблизости тряпку и начал вытирать саблю от крови. Вскоре подошел Могута. Остановился рядом.

— Говори, — приказал Ратислав.

— У нас двое раненых, — начал ближник. — Один ничего. Руку порубили. А второй не жилец — в живот.

Да, по-тихому не получилось. Боярин вздохнул.

— Того, что с рукой, рану промойте хорошо. Вон в ручье. Перевяжите. А там уж, как Перуне даст. Со вторым… — Ратислав потер подбородок. — Сам знаешь что делать.

Могута кивнул. Да, законы степной стражи суровы. В поиске, в глуби вражьей земли, тяжелораненых с собой не таскают, иначе, один погубит всех. Каждый сакмогон об этом знает и готов к тому.

— Пошлите кого за конями. А пока пригонят, пленных поспрошаем.

Ближник кивнул, но уходить не спешил.

— Еще что? — спросил боярин.

— Да, — кивнул тот. — Похоже, не всех побили. Кто-то ушел.

— Еще не легче, — вскинулся Ратислав. — Как такое получилось?

— Да костерок один был на отшибе. Уж не знаю почему. Там трое ночевало. Костер прогорел, не дымил, их в сумерках и не заметили. Все свое, кроме сабель и луков бросили.

Ратислав сокрушенно покачал головой.

— Можно поискать, когда коней пригонят, — предложил Могута. — Погоню могут по следу пустить.

— Долго. Да и не поймать, скорее всего — нырнули в траву, как тетерки, ищи их теперь. Ну да, пусть наши попробуют, поищут, пока допрашиваем. Вели языков сюда тащить.

Глава 5

Подтащили пленных. Долго возиться с ними было нельзя — с рассветом опасность появления здесь татар, или подчинившихся им половцев, становилась все больше. Потому Ратислав решил ломать пленника постарше, того, что сдался сам, за счет молодого, который и связанный, с заткнутым кляпом ртом, продолжал вырываться и пытался рычать. Старшего отвели подальше, чтобы не слышал, что скажет молодой, но чтобы слышал его крики. Занялся неугомонным пленником один из сакмогонов — большой дока в деле расспросов упрямых языков. Переводил вырванные пыткой слова половец Осалук из дружины Ратьши. До того, как попал на боярскую службу, он успел повоевать с татарами в отрядах хана Котяна и научился понимать татарскую речь. Говорил не слишком хорошо, а понимать — понимал.

Татарин оказался стойким. Потому допросчику пришлось изрядно попотеть, прежде чем пленник начал что-то говорить. Все это время Ратислав простоял с наветренной стороны, спиной к пытаемому, чтобы не нюхать запах горелого мяса и не видеть того, что проделывал с татарином кат. Не любил боярин мучительства, но приходилось мириться с ним в таких вот случаях. В конце концов, пленник заговорил. Вот только сказать успел не много. Внезапно закатил глаза, захрипел, вытянулся и затих. Ратьша выругался, склонился над ним, проверил биение жилы на его шее. Выпрямился, грозно глянул на ката.

— Уморил? — не спросил — обвинил.

Тот засуетился, похлопал татарина по щекам, вылил на него кожаное ведро воды, приготовленное загодя. Потом встал рядом с ним на колени и несколько раз с размаху ударил кулаком в грудь, пытаясь заставить забиться, остановившееся от невыносимой боли, сердце. Не вышло. Допросчик поднялся на ноги, виновато склонил голову.

— Ладно, — сказал Ратислав. — Что сделано, то сделано. — Давайте сюда второго.

Дружинники подтащили к костру второго татарина. Был тот лыс, тучен и не слишком высок. Лицо его неуловимо отличалось от лица только что умершего соплеменника. Или не такие уж они соплеменники?