Время таяния снегов - [50]

Ринтын уходил последним. Вместе с товарищами он медленно шел за едва тащившейся, тяжело нагруженной нартой. Под скалами в сгущающихся сумерках они заметили человека, в молчании стоявшего лицом к Вечноскорбящей. Подъезжая ближе, они узнали старого Рычыпа.

— Пошли с нами, Рычып! — крикнул Ринтын.

— Поезжайте, поезжайте, — смущенно сказал старик, — я вас догоню.

Мясные ямы Улака не вместили даже половины всего китового жира. Нужно было копать новые ямы, но люди устали, и Татро разрешил отложить работу до следующего дня, распорядившись выставить караульщиков для охраны китового добра от собак.

Когда взошла луна, то в одной, то в другой яранге послышались песни.

В магазин было не протолкаться. По случаю удачного дня Журин распорядился открыть продажу спирта.

Наум Соломонович, стоя за прилавком, мерил мензуркой спирт, едва успевая разливать его в протягиваемые со всех сторон бутылки.

Изрядно захмелевший Евъенто с резиновым шлангом в руках пристроился возле большой бочки со спиртом. На его обязанности лежало пополнять жестяной бак, цедя спирт с помощью шланга.

Посреди улицы стоял Кукы и останавливал прохожих, прося их послушать русскую песню, выученную им:

Умру — в чужой земле зароют,

Заплачет мамонька моя!

Жена найдет себе другого,

А мать сыночка — никогда!

Жена уговаривала его пойти домой, а Кукы смеялся, обнимал жену и снова пел:

Умру — в чужой земле зароют…

Веселье продолжалось до утра.

Дядя Кмоль не выпил ни капли. Он чинил разбитые нарты и, прислушиваясь к пьяным голосам на улице, ворчал себе под нос:

— Как дети маленькие! И что хорошего в этом спирте? И Журин тоже хорош! Нашел время продавать зелье свое!

43

Рано утром Татро пришел в ярангу дяди Кмоля. Он был злой и мрачный.

— Что случилось? — спросил дядя Кмоль.

— Этого Журина судить надо! — сердито сказал Татро и вынул изо рта табачную жвачку. — Всех караульщиков подпоил, и собаки пожрали китовый жир.

— Много съели? — с беспокойством спросил дядя Кмоль.

— Не так уж много, но дело не в этом. А что было бы, если бы собаки были голодные? Сегодня же надо собрать общее колхозное собрание и вызвать Журина.

Собрание состоялось в колхозном клубе. Первым взял слово Татро. Сначала он говорил спокойно, рассказывая об успехах Советской Армии на фронте.

— А что мы делали этой ночью? — Голос Татро задрожал. — Пьянствовали! Может, где-нибудь в окопе в это время умирал наш раненый боец, а мы веселились и орали песни! Дали собакам пожрать жир, который должен пойти в фонд обороны! Стыдитесь! Товарищ Журин, идите сюда к столу и расскажите людям, почему вы вчера продавали спирт. Идите, идите!

Журин, ни на кого не глядя, прошел к столу и повернулся лицом к собравшимся.

— Товарищи! — начал он. — Прежде чем приступить к объяснению своих действий, разрешите мне вам напомнить, что моя деятельность может подвергаться проверке лишь со стороны вышестоящих организаций. Продажа спирта населению не является преступлением и не карается законом. Вы сами знаете, что спирт я никому не навязывал. Продажа производилась исключительно по принципу добровольности: кто хотел, тот и брал. Люди вы все взрослые, не дети.

— А вы знаете, что окрисполком рекомендует ограничение продажи алкоголя? — спросил с места начальник полярной станции Гуковский.

— У меня нет на этот счет письменных указаний, — холодно ответил Журин. — Я повторяю, мои действия подконтрольны лишь вышестоящим организациям.

— И народу! — снова крикнул с места Гуковский.

Журин скривился в усмешке и процедил сквозь зубы:

— Если вы понимаете под этим словом население стойбища Улак, то…

— Договаривайте! — крикнул Гуковский.

— Нет, зачем же. Я думаю, что и так понятно, — сказал Журин и с гордо поднятой головой направился к выходу.

После собрания Татро подошел к начальнику полярной станции.

— Спасибо вам большое, — сказал он, пожимая руку начальнику полярной станции. — Но не все хорошо получилось. При всех поссорились. Вы знаете, товарищ Гуковский, как на вас смотрят чукчи. Вы для них лучший пример. Я всегда говорю колхозникам: "Смотрите, вот они бросили свои дома, свою теплую землю, приехали на Чукотку помогать нам строить новую жизнь. Берите всегда с них пример, подражайте им". А теперь что они скажут? Что Гуковский с Журиным ссорятся.

— Эх, Татро, Татро! — Гуковский похлопал по плечу председателя. Всякие есть люди. Есть дурные люди и среди русских. Как говорится, в семье не без урода.

— А как бы сделать так, чтобы этого не было? — спросил Татро.

— Вот и я об этом думаю, — ответил Гуковский.

44

Самолет, на котором должен был прилететь Анатолий Федорович, долго не мог вылететь с аэродрома из-за плохой погоды.

Каждый день после уроков Ринтын отправлялся на полярную станцию и сидел у Лены — в радиорубке или же у нее в комнате. В который раз Лена принималась рассказывать содержание последнего письма, которое пришло в Улак одновременно с телеграммой о предстоящем приезде Анатолия Федоровича.

Письмо было длинное, на четырех тетрадочных страницах. Анатолий Федорович, вскользь упомянув о ранении в ногу, описывал свое житье в госпитале. Почти через каждые две-три строчки он заверял Лену, что рана неопасная и он еще надеется потанцевать с ней.