Время соборов - [48]

.

Горы Лацио, Тосканы, Калабрии были тогда населены отшельниками, усеяны разбросанными там и сям скитами, в которых ученики, объединившись вокруг наставника, подвергали себя спасительному самоистязанию. Постепенно колонии затворников объединялись — так возник орден камальдулов, основанный святым Ромуальдом. Многие иностранцы восхищались столь суровой формой покаяния. Император Оттон III отправился к святому Нилу, также бывшему поборником умерщвления плоти. Вместе с Франконом, епископом Вормса, император, «босой и облаченный во власяницу, сохраняя строжайший секрет, укрылся в пещере, находившейся рядом с церковью, посвященной Христу, и они провели две недели в уединении, посвятив себя молитве, посту и бдению». Такой образ монашеской жизни, выбор полного отречения от мира, совершенной нищеты, затворничества и молчания, естественно, исключал любое художественное творчество — во всяком случае, до тех пор, пока оно не получило, как в Помпозе, признания в миру. Затворничество пользовалось постоянно возраставшим успехом на протяжении всего XI века — оно привлекало рыцарство, потому что требовало физических подвигов, владения собой и удовлетворяло стремление к испытаниям. Со временем эта монашеская практика получила большое распространение и проникла в Европу, когда Бруно основал картезианский орден, а Стефан из Мюре — орден гранмонов[72]. В это же время стремление к строгости начало восставать против романской эстетики, подготавливая ее к наступлению цистерцианского искусства. Но настоящий успех пришел к этой традиции уже после 1130 года. До этого времени западное монашество следовало другой дорогой, той, которую в VI веке проторил Бенедикт Нурсийский. Бенедиктинский устав распространялся из Монте-Кассино, из аббатства Флери-сюр-Луар, в котором, по преданию, хранились останки основателя ордена, и особенно из Англии, которую просветили евангельским светом ученики святого Бенедикта. Каролингские реформаторы внедрили их устав в большинство европейских монастырей.

Для бенедиктинского пути к Богу характерны равнодушие к проповеднической деятельности и стремление к уединению и отречению от мира. Однако бенедиктинцев отличали два принципа: общинный дух и умеренность. В каждой их обители жила некая монашеская семья, бразды правления которой крепко держал отец настоятель, облеченный всей полнотой власти и несший всю ответственность pater familias[73] античного Рима. Монахи были братьями; дисциплинарные правила, уничтожавшие любое проявление самостоятельности, казались еще более строгими, чем те, которые объединяли родственников по крови. В основу своего устава святой Бенедикт положил добродетель послушания. «Послушание, не знающее промедления, — первая ступень смирения. Откажись от своей воли и вооружись мощными и достойными орудиями послушания, чтобы сражаться под знаменем Христа, нашего истинного государя». Оружие, сражение, знамя — монашеская семья предстает как scola, то есть отряд, подчинявшийся власти военачальника. Монахи, словно вольнонаемные, подписывали некие обязательства, наподобие контракта, который заключали солдаты поздней Империи. Товарищеский дух, чувство локтя — ни у кого не было места, где он мог уединиться, даже аббат ел, спал и молился в окружении своих сыновей, настоящих воинов. Друг с другом их связывало нечто гораздо более прочное, чем вассальная верность, и они никогда не забывали об этом.

Другими важнейшими добродетелями бенедиктинской этики были стабильность, осуждение бродяжничества и любого поползновения к независимости. Монастырская община, как и любая феодальная семья, оседала в своем имении и пускала корни на принадлежавшем ей земельном наделе. Ни один из ее членов не владел имуществом, которое принадлежало бы лично ему. Любой бенедиктинец мог не задумываясь сказать, что он беден. В действительности его бедность была такого же рода, что и нищета рыцарских сыновей: отец богат, а у наследников — ни гроша. Еще более она напоминала бедность воинов-слуг, которых крупный феодал содержал в своем укрепленном замке, — им принадлежало только оружие. Как рядовой всемирного воинства, монах владел долей в общем имуществе, обеспечивавшей ему существование в постоянном достатке, в котором жила тогда сельская знать. Имея много общего с родовым гнездом знатной семьи, бенедиктинский монастырь без труда вписывался в социальные рамки раннего Средневековья и давал приют множеству юных аристократов и состарившихся феодалов, которые желали окончить свои дни рядом с Господом. Этому состоянию светского общества отвечал дух умеренности, которым проникнуты наставления святого Бенедикта, стремление к гармонии, сдержанности, чувство меры, разумность, которые принесли успех «самому простому уставу для начинающих». «Надеемся, мы не требуем ничего трудного или невыполнимого», — сказал основатель ордена, решительно свернувший с пути, избранного приверженцами аскетизма. Святой Бенедикт ограничил время поста и предложил простую мораль в противоположность крайностям мистицизма. Он действительно считал, что воинам Христовым для того, чтобы они успешно сражались, необходимы нормальная пища, одежда и отдых. Пусть лучше монах забудет о своем теле, чем будет упорствовать в борьбе с ним. Пусть он как следует возделывает земли вокруг своей обители, собирает более обильный урожай и приносит Богу более щедрые жертвы.