Время собирать виноград - [52]

На вершине холма уже светился дубовый, пока еще пощаженный топором лес. Сверху доносились чьи-то молодые голоса. Не ветер ли это, разбудивший в нем мысли о других мирах, вросшие в него, словно корни дуба, с начала веков? Потом он убедился, что голоса настоящие. Молодежный лагерь? Желязко обрадовался — так хотелось быть с людьми, приютиться хоть ненадолго там, где никто его не знает и не станет выпытывать, что он тут ищет, зачем пришел. Нельзя сказать, что он шел неведомо куда, но и верное направление — разве оно было ему известно? Обманщик он или обманутый? Потерянное, оставленное позади мучило его. Но что́ оно было такое, это потерянное, разве у него было лицо, имя? Он ведь не торговец, не акционер, чьи надежды зависят от игры рыночных цен. Жизнь его была обеспечена, имя тоже — была семья. Он мог рассчитывать на людей, на друзей, товарищей. Но раз так, то все остальное: его тревоги, мучения, страх — все это выдумки. Загадкой оставался лишь человек, он сам, раздираемый мыслями, с беспокойно колотящимся сердцем; поднимаясь, он вдруг оказывался в самом низу, умудренный годами, — все чаще чувствовал себя ребенком с широко открытыми, пытливыми глазами.

С ближнего дерева на голову обрушилась барабанная дробь дятла. Он поискал глазами птицу, очищающую от паразитов тело дуба. На стволе меж ветвей виднелись глубокие дыры; да, теперь уж никакому дятлу не спасти дерево — возраст. Через какое-то время дыры эти превратятся в глубокие дупла, где лесные птицы найдут себе теплое убежище на зиму, но разве это может утешить.

Он спускался прямо к мельнице. Летели во все стороны брызги, вращалось колесо, стайка птиц шумела в ветвях растущего над ним векового дерева. Под навесом над большим столом склонилось несколько человек в военной форме. Уж не ошибся ли он? Что им здесь надо, военным, в этой глуши? Нет, никакой ошибки, эти люди действительно обсуждали что-то и спорили над разостланной картой. Желязко направился было к ним, но тут из-за дерева возник совсем еще юный паренек с автоматом.

— Запрещено.

— Что запрещено? — ошеломленно спросил он.

— Проход запрещен.

— Как так запрещен? Почему?

— Вернитесь.

— Дай мне пройти, паренек.

— Вот именно, уйдите по-хорошему. — Где тут у тебя начальство?

— Все. Разговор окончен! — Паренек автоматом преградил ему путь.

Желязко не знал, что делать — стукнуть хорошенько нахала или отобрать автомат и отвести к тем военным за деревянным столом. Но пожалел: паренек удивительно напоминал того, на поляне, с хриплым голоском. Хотел было опять обратиться к нему, но парень словно окаменел, глаза у него так и сверкали. Ничего похожего на нежность, от которой он таял рядом со своей полунемочкой. Нет, это другой. Глаза у парня сверкали холодным металлическим блеском — ясно было, что договориться с ним не удастся.

— Ну и что? Поднять руки?

Паренек не ответил. Только вскинул вверх дуло автомата.

— Вот, — Желязко поднял руки. — Веди меня.

Но пареньку это тоже не понравилось; он уловил в тоне Желязко злорадную иронию, стиснул зубы, глаза его заблестели еще более жестоко. Желязко протянул руку, отвел ствол автомата — в его лесу, на его дороге перед ним выпендривается какой-то мальчишка…

— Буду стрелять!

Автомат застрекотал.

Желязко рванулся, бледный от унижения. Откуда-то послышались шаги, крики, собачий лай — прямо на него мчался огромный пес.

— Не стреляй! — раздался громкий возглас, заставивший его застыть рядом с вооруженным мальчишкой.

Прибежал рыжий перепуганный сержант, взглядом обыскал Желязко с ног до головы. Уже со всех сторон сбегались потные парни и девушки с автоматами, трещали под ногами сухие ветки.

— Кто такой? — спросил сержант.

— Меня зовут Желязко. А вас?

— Здесь военный пост. Вы что, не видите?

— Здесь лес, сержант. — Остальные молчали. — Тут что, лагерь?

— Очень уж мы с тобой любезны. Ну-ка, шагай вперед.

— Иди ты к черту. Драться мне с вами, что ли?

— Прекратить разговоры!

— Еще чего!

— Стоил, беги доложи майору, задержан неизвестный.

Парнишка бросился бежать через заросли папоротника и, не заметив валяющегося на дороге, пропитанного влагой дерева, споткнулся и с громким воплем повалился в жесткую траву. Тревожный залп во второй раз отдался в потревоженных горах.

— Стоил!

Сержант бросился к парнишке, за ним — ребята с болтающимися на шеях автоматами, за ними — Желязко. Подняли парнишку, поставили на ноги. Расцарапанная левая щека была вся в крови. Увидев рядом с собой рыжего сержанта, он вытянулся, козырнул и снова, не разбирая дороги, кинулся бежать к мельнице, где заседал военный совет. Желязко догадался, что попал на какие-то военные учения старшеклассников, и уже жалел, что не обошел их стороной. Но было поздно. Не оставалось ничего другого, как понурив голову шагать впереди рыжего сержанта и помалкивать.

Отряд его сына несколько лет назад участвовал в таких вот учениях вместе с танковыми подразделениями и авиацией. Операция намечалась серьезная, ребят готовили к ней несколько месяцев. Перед каждым отрядом была поставлена задача достигнуть рубежа противника. Все как полагается. Сначала загремела артиллерия, потом взревели самолеты, за ними под звонкое пионерское «ура!» через пары и посевы, ежевичные заросли и болота рванулись танки — развернутым строем, подразделение за подразделением, с резервами, скрытыми среди деревьев. Сам генерал с командного пункта наблюдал за ходом операции и, довольный, прихлебывал зеленый чай. Потом пригласил своих полковников, покрутил краник самовара и каждому собственноручно налил в пиалу чая — выпить за успех операции. Не успел он налить им по второй пиале, как гости внезапно вскочили. На поле боя неожиданно наступил хаос. Аккуратные ряды наступавших вдруг повернули и вместо рубежей противника прямо через пашню бросились к собственным окопам, затем внезапно рванулись совсем в другую сторону — к флангам; потом опять налево и снова назад — воздух сотрясался от криков.. Генерал потребовал объяснений. Загудело, засвистало радио; на экране телевизора огромная равнина сжималась под резвыми ногами — казалось бы, все идет как надо, и этот стремительный бег, но почему то влево, то вправо, а то и вовсе назад? В конце концов генерал углядел на экране какой-то клубок, катящийся впереди стремительно несущихся рядов, а когда клубок вырвался на первый план, генерал даже подпрыгнул от восторга: на экране появились какие-то длинные уши. «Заяц!» — засмеялся генерал и налил себе еще чаю.