Время собирать виноград - [201]

Мне известно, что люди ценят Панайотова, хотя преклоняются перед Василом. Я не исключение. Когда Ризов нисходит до разговора со мной, мне это настолько приятно, что я тут же забываю о собственном мнении и лезу из кожи вон, чтобы развлечь его и тем самым понравиться. А Васил сидит и молчит, оставляя за мной право стараться изо всех сил. Однажды я попробовал поступить по-другому. Пришел Васил и стал молчать. Безмолвствовал и я. Решил, что один разок могу себе позволить быть ему неприятным. Мы промолчали полчаса, потом еще полчаса. Наконец Васил встал и ушел. Он даже как будто отдохнул за это время, я же устал от долгого молчания. Когда он встречается с женщинами, ведет себя точно так же. Пусть они и говорят и думают! Если им хочется развлекаться — пусть придумывают развлечения сами! Если хотят. Если не хотят, Васил предпочитает отмалчиваться. Например, идут в только что открывшийся бар. У Васила нет денег. Платят женщины. Сами оплачивают счет — так им слаще. И не скучно. А если станет скучно ему, он считает себя вправе встать и объявить: «Я ухожу». Говорит он тихо, спокойно. Ничего ни от кого не требует. Даже если пришли вместе. Кто хочет, может оставаться. А Васил не желает. Если кому хочется уйти вместе с ним — ради бога; если нет — до свидания! Но ведь еще не подали десерт! Ну и черт с ним! Если за столиком оказалась красивая женщина, Васил почти не смотрит в ее сторону. Да, она ему понравилась, но дважды он не повернется к ней. Он знает, что делает. Если пожелает, она найдет повод обратить на себя внимание — женщины это любят. Они всегда стараются выделиться, понравиться. Будет настаивать, он, так и быть, снизойдет до нее: позволит ей позвонить ему, как позволяет Панайотову.

Нет, все же мне завидно: я никогда не стану таким популярным, как он; и в то же время я не могу примириться с подобным положением вещей — ведь за его стилем жизни скрываются инертность, хитрость, чрезмерное самомнение и пренебрежение к другим. А может, именно так и должно быть: когда нас не воспринимают всерьез, мы стремимся завоевать расположение других всеми правдами и неправдами.

Я понял: в зеркальце Лена выглядывала Васила. Сомневаться не приходилось. Матея можно уважать, ценить, любить, почитать, но только не разыскивать. Да и зачем это делать, когда он всегда при ней: стоит его позвать — он тут как тут. И сейчас, и потом, и всегда.

«Неужто мне суждено всю свою жизнь открывать одну и ту же истину?» — сказал я себе, направляясь к машине. Открыл дверцу, сел рядом.

— Как вы смеете? — вскричала Лена.

Я поудобнее расположился на сиденье, показывая, что не собираюсь вылезать.

— Вы следите за мной! Безобразие! — Она ударила рукой по баранке.

Я пальцем указал на повернутое зеркало.

— Следишь ты. И могу сказать за кем. За Василом Ризовым.

У нее пропало всякое желание кричать и ударять по баранке. Не глядя на Лену, я чувствовал, как она сжалась и словно бы стала меньше.

Пока я размышлял, зачем я вместо того, чтобы обследовать барабанные перепонки, впутываюсь в эту историю, Лена вдруг напряглась — взгляд ее замер. Сейчас для нее не существовало никого, тем более меня. Васил Ризов из дома вышел не один. Обняв девушку за талию, он повел ее вниз по улице. Я тоже увидел девицу — в Софии полно таких. Я, конечно, поизносился, но когда-то, в периоды холостяцкой жизни, и ко мне домой наведывалась какая-нибудь красотка, коллега по службе или что-то в этом роде. Я с осторожностью открывал и закрывал дверь, чтобы любопытные соседи не догадались о характере подобных визитов. Самое большее, что я мог тогда себе позволить, — это смело хлопнуть дверью. Но идти вот так рядом с ней, обнимая за талию на виду у соседей, — для этого мне бы потребовалась по меньшей мере еще одна жизнь. Я был таким, как все, а Васил Ризов слыл любимцем женщин — поэтому каждый, из нас вел себя соответствующим образом.

Лена включила мотор.

Не сразу спросила усталым, приглушенным голосом, в котором слышалось отчаяние:

— Где тебя высадить?

— Прошу тебя, поедем куда-нибудь. Хотя бы ненадолго.

— Везде полно народу, — ответила она.

— Давай остановимся в какой-нибудь тихой улочке.

Меня удивила ее сговорчивость и покорность. Найдя такую улочку, она притормозила.

Устроившись поудобнее на, сиденье, я заговорил:

— Можешь считать это стремлением к справедливости, равновесию, порядку. Так вот, тяготея к элементарному порядку, я пытаюсь понять… правда, безуспешно… если поставить на одну доску Матея и тебя, а потом Васила и ту девушку, любой человек, не задумываясь, выделил бы вас. Вы с Матеем — прекрасная и яркая пара, вы предназначены друг для друга, в то время как Васил Ризов и его знакомая… что поделаешь — обычное явление… самые заурядные люди. Происходящее сейчас между вами не укладывается у меня в голове. Потому что внешне вы подходите друг другу. А внешнее соответствие легче всего объяснимо и приемлемо. Правда, кроме него, существует душевная близость, биология…. Есть ли у вас время добиться гармонии? Я задаю себе вопрос: как ты можешь предпочитать Васила Ризова Матею, а он в свою очередь отдавать предпочтение этой девушке перед тобой, когда отсутствует даже внешнее соответствие? Вы с Василом не просто обликом не подходите друг другу, но между вами целая пропасть. И чем можно заполнить эту пропасть, эти кратеры… если так безболезненно и просто происходит подобная замена?