Время собирать виноград - [195]

— Лучше оставим теории для другого раза. Речь идет о Лене.

— Ты сказал, она стала другой. Мне бы хотелось, дабы наш разговор не был беспредметным, уточнить, что именно изменилось: она сама или твое представление о ней.

— Не знаю. Честное слово, не знаю.

— Тогда ты должен мне все рассказать.

— Расскажу, но прежде выключи свет. Мне бы не хотелось видеть тебя.

Я встал и погасил верхний свет. Оставил зажженной лампу на стене, не яркую. В моей кухне — пять-шесть разных светильников. С их помощью я пытаюсь создать уют.

Матей мне поведал следующее: два года назад он работал на Черноморском побережье и, как большинство людей, видевших перед собой круглый год море, решил провести отпуск в горах, в Боровце. Это было в октябре. Там он и встретил Лену и постарался, «чтобы она остановила свой взгляд» на нем… — именно так и сказал Матей, и я, услышав эту фразу, пришел в отчаяние. Я взглянул на него в надежде отыскать в его словах иной, скрытый смысл. Но нет. Говорил он сосредоточенно и неторопливо, обдумывая каждую фразу. «Чтобы она остановила на мне взгляд» — это уже ошибка, отметил я про себя, ошибка, которая предопределяет многое, если не все. Однако сейчас я хотел слушать его, а не себя. То, что она обратила на него внимание, объяснялось двумя обстоятельствами. Не будь их, Лена до сих пор, встречая Матея, в лучшем случае рассеянно кивала бы ему, стараясь припомнить, где же они виделись. Первое обстоятельство — это необычная атмосфера, царившая в доме отдыха. Сезон закончился, дансинг опустел, столы и стулья на веранде перевернуты, двери в сад заперты, шторы опущены; на улице холодно, а в помещении — чем дальше от стен, тем теплее. Лето осталось позади. Выл ветер, и люди торопливо захлопывали дверь, укрываясь в помещениях.

— Мой рассказ, наверно, сумбурен, но важно то, что я чувствовал: мне хотелось пойти куда-нибудь, побыть с кем-то, подле кого-то… когда закрываешь дверь, преследуемый внезапным холодом, когда закрываешь ее, спасаясь от стужи, хочется побыть с кем-то, посидеть… Именно это я хотел сказать.

Матей заколебался. Ему стало неловко, что он придает столь большое значение мелким подробностям, и поспешно перешел ко «второму обстоятельству», которое, как он сам выразился, было более существенным. Во всем доме отдыхало не более десяти человек. Трое-четверо держались особняком; когда кто-то уезжал, его место занимал другой, также оказывавшийся в стороне от основной группы, центром которой был академик Апостолов. Ему было за шестьдесят. Все у него было безукоризненным, включая и его жену. Седовласый, с румянцем на щеках, высокий, с голубыми глазами, известная личность, очаровательный собеседник, подвижный, инициативный, прямо-таки энтузиаст. Как скажет — так и будет; точнее, все ждали, что-то он скажет, и тут же бросались выполнять его желание.

— Так получилось, что Апостолов проявил ко мне симпатию. Он и его жена приняли меня — думаю, нет смысла прибегать к громким словам.

Когда приехала Лена (а она опоздала на несколько дней), она застала группу людей, в центре которой был Апостолов, и Матея, к которому все относились с нескрываемым восторгом.

— И ты считаешь это очень важным?

— По крайней мере поначалу, — с уверенностью ответил Матей, — это обстоятельство сыграло свою роль.

— Она стала смотреть на тебя их глазами?

— Да нет, но не без влияния Апостолова.

Я сомневался.

Но Матей настаивал; наклонившись ко мне, он продолжал:

— Любая группа, любое общество… короче, разве ты не замечал, как очень часто мы принимаем кого-то, симпатизируем ему именно потому, что знаем — и другим он пришелся по душе? Зачем ты вынуждаешь меня огрублять наш разговор? Апостолов сделал из меня звезду нашего маленького общества. Да, я был звездой.

— Ты что, сам не мог стать ею, без помощи Апостолова?

— Не знаю… возможно, но с большим трудом и в результате немалых усилий; я мог бы стать узурпатором, но отнюдь не наследником.

— Наследным принцем.

— Пусть так. Я просто хотел сказать: если бы не Апостолов и другие, Лена не обратила бы на меня внимания.

— Да, это важно… но и плохо.

— Она — из тех, кто вечно торопится куда-то. Жизнь, мол, слишком коротка, не стоит тратить время на оценки, а тем более на переоценки.

— Давай по порядку. Апостолов познакомил вас. Он же внушил ей свое отношение к тебе. А потом?

— Потом я заметил, что она прислушивается к моим словам, а это помогло мне стать… более интересным собеседником, чем я есть на самом деле. Она садилась поближе ко мне. Поджидала у дверей, когда мы собирались на прогулку.

— А потом?

— Я был счастлив. И такое в жизни случается. Очень счастлив. Я был самым счастливым человеком. Ты знаешь… ты должен знать, что со всяким может произойти нечто подобное, и я желаю каждому это испытать, по крайней мере однажды в жизни, когда не страшно произносить такие слова, как «самый» или «счастье», когда ты не стыдишься этих слов и… самое главное, не испытываешь при этом страха. «Я счастлив!» — говоришь ты и не боишься. Ничто не может тебя задеть. Ничто не может обидеть. Ты стремишься к вершинам, к бурям, которые хотел бы преодолеть. Жаждешь простора, необъятного простора, позволяющего развернуться. У тебя сейчас другое. Вот, смотрю, ты светильники развесил; но это не счастье, а лишь успокоение.