Время собирать виноград - [113]

— Мы провели с ними очень полезный разговор, — продолжал бывший директор. — Уточнили важные факты. В январе — пятидесятилетний юбилей фабрики, к тому времени моя книга должна быть готова, чего бы это мне ни стоило. Я банкеты и тосты не люблю. Передам им один экземпляр рукописи. Думаю, они будут довольны. Не каждый бывший директор может сделать родному предприятию такой подарок, верно?

— Безусловно, — подтвердила я.

Он замолчал, нервно перебрасывая очки из ладони в ладонь.

— Вам не режет слух это слово — «бывший»? Бывший… бывшие… У стариков все бывшее, настоящее — только их болезни.

На улице снова пошел дождь. По жестяному козырьку над окном звонко барабанили капли.

— Вы поможете мне достать путевку в санаторий? — вдруг спросил бывший директор. — Все равно куда — место не имеет значения. Только время. Двадцатого декабря я не хочу быть дома… — Он медленно надел очки и продолжал говорить, а губы его при этом были почти неподвижны. — Двадцатого декабря сын погиб. Уже восемь лет подряд в этот самый день к нам приходит он… И всегда приносит букет цветов, а пока была жива жена, приносил ей коробку кофе. Представляете, какая глупость — коробка кофе!.. А жена вообще не могла смотреть на людей в летной форме. Меня так и подмывало хоть раз спросить его: неужели у него уж так болела голова, что он не мог лететь? Я был уверен, что после этого он не посмеет больше прийти к нам. Но жена не разрешила. В прошлом году он тоже приходил. Он уже майор. Вы передадите доктору Шойлекову мою просьбу? Мне самому неудобно все объяснять.

— Конечно, — сказала я. — Зимой путевки в санаторий достать легче.

— А сейчас есть у вас время? Я бы вам прочел, что еще успел написать.

Марко Паскалев заболел. Еще накануне вечером он, бодрый, возбужденный, сновал по комнате и, рассекая ладонью воздух, рассказывал мне, что возбудил иск против своих соседей за обиду и клевету, а утром промок под дождем — бегал узнавать, как обстоят дела с обжалованием иска против сыновей.

Я нашла его в кардиологическом отделении городской больницы.

— Острая сердечная недостаточность плюс начало бронхита, — сказала медсестра, провожая меня к его кровати. — Привезли с легким медикаментозным шоком. Сейчас все занимаются самолечением, а мы должны исправлять их ошибки!

Старик лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Только ворот зеленой больничной пижамы легонько поднимался и опускался на его груди.

— Вы ему кто? — спросил мужчина с соседней кровати. — Ночью он несколько раз звал сестру. Но для брата вашего он, кажется, слишком стар. Вы его дочь?

Сестры у него не было, это я знала точно. Он звал меня.

Я нагнулась к нему, коснулась седой пряди у него над ухом. Впервые в жизни я гладила волосы старика. Он с усилием открыл глаза, его мутный взгляд бессмысленно скользил по моему лицу. Он меня не узнал.

— Верно, догоняет долгий сон, — пошутил мужчина на соседней кровати.

Почему именно в больнице люди все время пытаются шутить? И почему именно в больнице шутки их выглядят такими глупыми — более глупыми, чем где бы то ни было?..

Логофетовы пригласили меня на ужин.

Он был в белой рубашке и галстуке в горошек, она — в черном платье, с пуговицами не спереди, а сзади, плотной змейкой сбегавшими от шеи до поясницы.

Еще в прихожей пахло голубцами.

— Голубцы из виноградных листьев, — объяснил старик, помогая мне снять пальто, — мое любимое блюдо. Тини их готовит чудесно. Это было первое блюдо, которое она мне приготовила когда-то.

— И не передать, какие муки я терплю из-за этих голубцов, — нервно зашептала его жена, когда я вошла в кухню, чтобы помочь ей накрыть на стол. — Где сейчас найти виноградные листья — и чтоб были молодые, и чтоб не опрысканные купоросом. Всю весну хожу по округе и если увижу где во дворе виноград — стыдно, не стыдно, — захожу и прошу. Мало того, что я им лозу пообломаю, а ведь клянчу еще и лестницу. Вот упаду когда-нибудь и расшибусь!..

Я представила себе, как она — маленькая, взлохмаченная — лезет, дрожа, на верхушку лестницы, и именно в тот момент, когда ей хочется покрепче схватиться за верхнюю перекладину, вынуждена ее отпустить, чтоб дотянуться до виноградного листа.

— Не смейтесь, — сказала старушка обиженно. — Два метра — не такая уж маленькая высота… Потом надо еще приготовить рассол, уложить листья… Ну что поделаешь, если он так любит голубцы! А рис — ведь я чуть не слепну, пока его перебираю!..

За ужином они пили смородиновый сок, для меня же купили гамзу. Логофетов напрасно пытался открыть бутылку — пыхтел, потихоньку ругал глубоко загнанную пробку и наконец, красный от бесплодных усилий, смущенно передал мне штопор.

Вино меня согрело. Вообще-то я пью редко, но уже заметила, что от вина становлюсь болтливой. Так случилось и сейчас. Я стала рассказывать о спичечных замках бывшего банковского кассира. Они внимательно слушали, бесшумно опустив ножи и вилки.

— Я его знаю, — проговорил Логофетов, вытирая губы уголком салфетки. — Он всегда работал стоя, чтобы быстрее обслужить клиентов.

— Ты что, так часто ходил в банк? — съязвила Логофетова.

Он не обиделся. Только взглянул на меня и, как бы извиняясь, пожал плечами: мол, не обращайте внимания на остроты моей Тини.