Время Скорпиона - [5]

Иосиф

Ух, вот это да! Речь прокурора и адвоката в одном лице… или крик отчаявшейся от самостоятельности души…

И все это спровоцировано моим полусерьезным трепачеством. Мне перевести дух сначала надо. А пока отдамся медсестре со шприцем.

Nataly

А она хорошенькая? Я про медсестру, разумеется…

Иосиф

Увы! Тевтонское крупнокостное иерихонотрубное чудовище, сто двадцать кг, ступня сорок пятого размера, входя, заслоняет свет, пахнет больницей и жареной тюрингской колбасой.

Приставлена ко мне на двадцать четыре часа в сутки, сна не знает, отлучается только по нужде, запирая меня при этом на ключ…

Ох, я забыл коварно-наивный вопрос: «А что?» Как же это я…

Nataly

Ну вот, сразу вопросы в лоб. Скажем, праздный интерес… А вообще-то нет, не праздный: захотелось узнать, кто заботится о Вас двадцать четыре часа в сутки. По-моему, нормальная женская реакция…

Поправляйтесь! Впрочем, пока Вы прикованы к постели, имеете возможность чаще мне писать!

Иосиф

Сейчас мой цербер принесет вечерний десерт с затребованным зеленым чаем… Отдесертовал.

А теперь экскурс в прошлое – Ваше письмо, невежливо оставленное мною без прямого ответа, что и попытаюсь сейчас исправить, благо время действительно есть.

К вопросу о винах: «бордо» «борду» – рознь! Все правильно: то год не тот, то винодел, а то и виночерпий… в посредственном обществе и хорошее вино средневкусно (я не о Ваших знакомых, там был точно не тот год). Я пью вино со студенческих времен («Раздан, Арени»… по семьдесят пять коп. за бутылку, да прольют мои друзья скупую слезу!), но даже ради шика блеснуть в обществе никогда не старался выглядеть знатоком, мне достаточно вино чувствовать. Но лучшее, что я пил – это домашнее вино из армянских деревень в долине. Бог простит мне мою слабость – у «крови Христовой» дома вкус другой…

Удивлю: люблю ходить с женщиной покупать ей одежду. Во-первых, предотвращение безвкусных приобретений, только потому, что модно, или – тренд. Но в основном – сам процесс примерки. Все эти восхитительные телодвижения, меняющийся взгляд, разглаживание невидимых складочек – новый образ хорошо знакомой тебе женщины.

«Чем вы гладите женское белье? – Руками, разумеется!» Не мое, гений Жванецкого.

Но одно слово заменило мне мое отсутствие с Вами в тот день: «маленькое». Маленькое черное платье. Заметьте, не короткое, открытое, с вырезом… Нет… это изнывающее, достающее до печенок и ниже, деланно-наивно-безобидное: ма-лень-ко-е… И эти движения бедрами, оттягивая по талии, поглаживая себя нетерпеливо, вниз от середины живота и в стороны, пока оно не сядет идеально гладко и тесно, как объятие…

Так что… в субботу? Вы – в маленьком черном платье, я – в костюме от «Gerruti», и оба беспощадно неотразимы…

Nataly

«Вы потрясающе выглядите на фотографии…» Если не ошибаюсь, именно эти слова Вы прочитали в моем первом послании. На этот комплимент меня подвигла не просто красивая черно-белая фотография, а мужчина с одухотворенным и пронзительно-проница тельным взглядом, к тому же еще и кажущийся себе сущим ангелом! Если бы не знала, сколько Вам лет, никогда бы не подумала: Вы выглядите удивительно молодо.

Уф! Написала… ну боюсь я делать комплименты мужчинам, где-то в глубине души независимой женщины еще живо пуританское воспитание тургеневской девушки. Удивили! Умение сопровождать женщину за покупками и при этом быть ценителем, советчиком… Да уже за одно это можно ставить памятник на исторической родине, от литый в бронзе!

В субботу… маленькое черное платье, серебро и гладкая прическа. К моей восточной внешности она очень идет.

Да! В субботу! К ужину непременно «Vinho Verde» – белое сухое… Вино молодое, с едва заметной игристостью, очень коварное! Пьется легко, а эффект бывает довольно заметным. Основное блюдо – рыба или креветки. Легкий джаз и в конце ужина – стаканчик «Porto».

Время Скорпиона неумолимо вступает в свои права… Это Ваше время, Маэстро! Я убираю невидимую пылинку с лацкана Вашего смокинга, и Вы готовы к очередному поединку со всеми драконами мира!

Иосиф

Дайте опомниться… Сразу себя не признал… Сейчас вот только потеряю сознание на пару минут, а там – нашатырь под нос, поеду домой, мое тевтонское чудовище всплакнет мне вслед; и дома напишу ответ, не перечитывая Вашего письма: вдруг все исчезнет? Где же бронзы-то столько достать?

* * *

Иосиф с Ольгой уехали из Москвы в 92-м. Время было нищее, тревожное; казалось, город вымирал. Творческие союзы развалились вместе со страной. Художники и графики, фотографы и операторы, режиссеры и актеры стали никому не нужны. Издательства закрывались, в театрах актеров на сцене было больше, чем зрителей в зале. Бурный подъем переживало лишь телевидение, вещая для народа такую правду, о которой нельзя было и шепотом еще вчера…

Что будет завтра – никто не знал, но в хорошее не верили. Кто-то, назанимав денег, кинулся в Польшу, в Китай и осел на вещевых рынках, кто-то покидал страну, кто-то спивался.

Ольга была родом из обрусевших немцев, им, конечно, прямая дорога в уютную, стабильную Германию. Взвесили все за и против: в Москве было наработанное «имя» в профессии, а там начинать с нуля… Все же решили рискнуть…