Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре - [21]

Как и подобает эпопее, книга построена по хронологическому принципу: предвоенные и военные годы, 1967–1977, 1977–1982… И так далее до середины двухтысячных, когда, собственно, и писался этот роман. Но при этом в каждый временной период с назидательной навязчивостью повторяются названия разделов: Орман, Берг, Цигель; Орман, Берг, Цигель как символ Исхода евреев в XX веке — главной, сквозной темы в творчестве писателя.

5

Мы давно свыклись с тем, что нас надо учить уму разуму, наставлять на путь истинный, а то и примерно наказывать. Поэтому любим к месту и не к месту употреблять словосочетания типа «уроки истории», «суд истории», заранее определяя свое место в качестве мальчиков для битья. Мы забываем, что история — это всего лишь наука, просто теория, которую создаем мы сами, сами же усовершенствуем или, наоборот, уродуем. Другое дело, что потом созданные кабинетными учеными историко-философские теории начинают жить своей собственной, не зависимой от нас жизнью, более того, они влияют на нашу жизнь, подсказывая, а то и навязывая образ действий целым человеческим сообществам, народам и государствам. Часто эти теории выходят из привычной тиши кабинетов и овладевают массами. Как правило, такие «выплески» ничего хорошего не сулят, а иногда приводят целые страны и континенты к губительным результатам.

Книга Эфраима Бауха «Иск Истории» (Захаров, Книга-Сэфер, М. — Тель-Авив, 2007) удивляет неожиданным поворотом темы. Писатель дерзко вызывает историю на суд и предъявляет ей иск. Поначалу такой вызов настораживает. В самом деле, еще со школьной скамьи мы усвоили россказни об объективности исторического процесса, вызубрили прописные истины о том, что «история всегда права» и «не имеет сослагательного наклонения». Мы помним курс некоей мифической «марксистско-ленинской философии» с нудным повторением к месту и не к месту сомнительного гегелевского постулата о том, что «все разумное действительно, все действительное разумно». И здесь, конечно же, обнаруживается немало вопросов, которых мы прежде не задавали. А что такое разум? И как сочетается разумная действительность с уничтожением целых народов?

Эфраим Баух подвергает беспощадному критическом анализу истоки и пути европейской философии XVIII–XX веков, развивавшейся преимущественно по немецкому сценарию — Гегель, Ницше, Хайдеггер, Маркс, Фрейд… Шаг за шагом, он прослеживает, каким образом «передовая» философская мысль приводит к безумству уничтожения значительной части человечества в «бездне Шоа-ГУЛАГа».

«История, — пишет Баух, — как объективное отражение жизни семьи, колена, рода становится инструментом политических манипуляций и начинает влиять через подражание на саму жизнь. Это порождает „великие концепции“, которые одна за другой оборачиваются катастрофами».

Проблема в том, что история давно перестала быть девственно чистой наукой. Многие тысячелетия она тщетно пытается пройти между идеологией и мифологией, словно между Сциллой и Харибдой. История едва ли не с момента своего рождения обслуживает нужды политической конъюнктуры. Но именно мифология, по словам Бауха, «как злокачественное заболевание, не раз приводила ту или иную нацию на грань уничтожения, а в середине прошлого века чуть не поставила на эту грань все человечество». Честно говоря, есть серьезные сомнения, что исторической науке когда-нибудь удастся очиститься от мифологических напластований. Следует помнить, что миф рождался не только во времена античности, он возникает и сегодня с не меньшей, а то и большей интенсивностью. Причем, древние мифы не умирают, наоборот, под воздействие современных идеологических концепций они воскресают с новой губительной силой.

Как и большинство книг Эфраима Бауха, «Иск Истории» в значительной мере отражает биографию автора. Вообще, романы его многотомной эпопеи «Семь снов о жизни», начатой еще в начале 80-х годов прошлого века, помогают проследить все этапы духовных странствий писателя и очертить мучительный путь потерь и обретений, пройденный им, прежде чем открыть для себя идеи, изложенные в книге.

Это была долгая дорога интеллигента родившегося в маленьком молдавском местечке на берегу Днестра, прошедшего с геологическими партиями значительную часть необъятной страны, «вернувшегося к себе» в Израиль, написавшего несколько поэтических сборников и романов. Он объездил весь мир. И ничто не было случайным…

Илья Бокштейн (1937–1999). Биография, которой не было

Имя Ильи Бокштейна, к сожалению, мало что говорит российским читателям за исключением, пожалуй, немногих литературных гурманов, способных оценить замысловатые изыски элитарной авангардистской поэзии. Впрочем, стихи Бокштейна представлены в нескольких значительных западных антологиях авангарда, в том числе и в фундаментальной Антологии новейшей русской поэзии К. Кузьминского. В 1986 году в тель-авивском издательстве «Мория» вышла книга стихов Бокштейна «Блики волны». Это факсимильное издание, напечатанное тиражом… 160 экземпляров, — единственная прижизненная книга поэта. В 1995 году стихи Бокштейна под заголовком «Не соразмерен я своей природе» составили часть «Поэтической тетради» российско-израильского литературного альманаха «Перекресток-Цомет», выходившего в Москве. Это была одна из первых публикаций поэта на родине, в России.