Время остановится в 12:05 - [44]

– Надо же на что-то жить.

Я смотрю, как их пальцы сплетаются в рукопожатии, и мне становится удивительно легко на душе. Может, радость жизни, вспыхнувшая во взгляде Бренды рядом с этим нервно-депрессивным человеком, еще более загнанным, чем она, уведет ее с пути, который заканчивается комой? Может, смысл этих путешествий в параллельную реальность не в результатах моих действий, а в эмоциях, которые у меня рождаются? Отказавшись от желания сохранить Бренду для себя в будущем, перестав парализовывать ее своей несбыточной любовью, я, возможно, открываю ей дверь в другую жизнь.

– Я жду! – надсаживается Пиктон.

Бренда глубоко вздыхает, провожая взглядом Луи, спускающегося по ступенькам, и быстро возвращается в комнату.

– Вы не способны испытывать сострадание? – набрасывается она на Лео. – Человек открывает вам душу, просит о помощи, а вам хоть бы хны! Ни слова, ни жеста! Вам действительно нечего ему ответить?

Старик молча смотрит на нее, потом поворачивается на живот, расстегивает брюки и спускает трусы.

– В левую, – уточняет он.

Бренда, кусая губы, взглядывает на меня. Я киваю. Что поделаешь, этот старый пень действительно не слишком ценит родственные узы. Прицелившись, она так резко втыкает иглу ему в ягодицу, будто играет в дартс.

– Ай! – вскрикивает Пиктон. – Поосторожней нельзя?

– Я не ваша жена. Жалуйтесь в совет Коллегии врачей. Правда, вряд ли вам это поможет, меня из нее уже исключили.

Она вынимает иглу, натягивает на него трусы и пожимает мне руку.

– Ладно, я побежала. Иначе Мак вскипит за рулем. Держи меня в курсе насчет твоего отца.

Я смотрю вслед Бренде. Что бы ни произошло, я создал с ней связь. Воспроизвел условия нашей встречи, но в лучшем варианте. Если мне удастся освободить отца и приручить Пиктона, этот мир в любом случае станет более пригодным для жизни, чем тот, в котором врачи отключат ее от аппарата за неуплату.

– Налей мне воды, малыш…

Старик поворачивается ко мне, приподнявшись на локте. Его лицо изменилось. Теперь оно спокойно, даже слишком. Интересно, что он задумал?

– Думаешь, я чудовище? – спрашивает Пиктон со вздохом. – И ты тоже так думаешь. Но таким слабакам, как мой внук, надо давать встряску. Это единственное, что может их подтолкнуть к действиям. Ты не согласен?

Он берет из моих рук стакан, подносит к губам, проливает половину на грудь и бессильно опускает голову на подушку.

– Ладно, теперь, когда мы одни, скажи мне правду. Как я это сделал технически?

– Как вы сделали что?

– Отправил тебя в параллельный мир.

Я смотрю ему в глаза с чувством огромного облегчения.

– Значит, вы мне верите?

– Сначала расскажи, тогда я решу, верить или нет. При других я валял дурака, потому что их это не касается. Они никогда не верили в мои исследования о многочисленных вселенных. Я тебя слушаю.

Я глубоко вздыхаю и, присев к нему на кровать, излагаю всё, что произошло между нами в реальности № 0 и реальности № 1. Подвожу итог нашим приключениям, описываю его посмертные реакции, пересказываю его гипотезы, открытия. Насупив брови, с дергающимся от нервного тика морщинистым лицом, профессор слушает меня с возрастающим вниманием. Несколько раз он с трудом глотает слюну, будто ему тяжело слушать мой рассказ. Но вот, прочистив горло и откашлявшись, старик прерывает меня:

– Ничто из того, что ты говоришь, не подтверждено научными доказательствами.

– А способ разрушения Экрана? Вы же изобрели его при жизни, разве нет? Как я мог его придумать?

Старик крепко хватает меня за руку и произносит со слезами на глазах:

– А он правда работает, этот способ? Ты мне даешь гарантию, что он сработает? Я уже столько лет не верю в себя, Томас… Я не подаю виду, чтобы не вызывать постыдной жалости, но у меня всё отобрали, всё украли… Даже мой внук! Уоррен Бошотт настроил его против меня, ты же сам видел! Конечно, им удобнее считать такого неудобного человека, как я, старым маразматиком-параноиком… Так что назови хотя бы одну причину, умоляю, одну объективную причину тебе верить! Докажи, что я не кончился как ученый, что мои гипотезы верны!

– Конечно, верны! Иначе Бошотт не стал бы подбивать клинья к вашей жене, чтобы их украсть…

Пиктон резко садится в кровати.

– Что? Эдна сошлась с Бошоттом?

– Нет-нет. Пока нет. Только после вашей смерти.

Внезапно он правой рукой хватает себя за левую, потом прижимает ладони к груди и сгибается пополам. Я с тревогой спрашиваю:

– Что случилось?

Старик смотрит на меня испуганно:

– Томас… я не могу дышать.

Лицо у него побелело, подбородок трясется.

– Я… мне больно!

Меня мгновенно охватывает паника. Я зову Эдну. Тишина. Вскакиваю с кровати, чтобы бежать за ней. Пиктон удерживает меня, вцепившись пальцами в запястье.

– Останься. Я чувствую, это… конец. У меня уже было два инфаркта, этот… будет последним. Эдна… с Бошоттом… Невозможно! Обещай… помешать им…

Потрясенный, я смотрю, как у старика закатываются глаза. Я даю обещание. Он слабо улыбается, прерывисто дыша, взгляд его блуждает.

– Он еще больший сердечник, чем я, Бошотт. Это… так несправедливо.

Свободной рукой я глажу профессора по виску, влажному от пота.

Какая-то неведомая сила поднимается во мне. Спокойствие, уверенность, которых я раньше не знал. Я говорю: