В раздевалке кроме Баскакова находилось еще человек семь. Двоих я видел и раньше: Толик, рыжий здоровяк с отвисшей нижней губой по прозвищу «Губастый», жил в соседнем с родительским домом; Серый («Дрыщ»), низкорослый худощавый брюнет с кривым порезом у виска и перебитым носом, попадался мне на глаза на заводе — такое лицо и неоправданная злость в глазах запомнились надолго. Остальные сидели в скудном освещении, но мне показалось, что и их раньше я где-то встречал.
— А, Диман, давай, заходи, не робей! — увидав меня в дверях раздевалки, воскликнул Баскаков. — Братва, прошу любить и жаловать — Дима Ярцев, один из лучших баскетбольных нападающих соседней школы начала восьмидесятых!
— Да ладно тебе, Жека, брось, — стушевался я, — не преувеличивай.
Публичные комплименты всегда были мне не по душе.
— Ладно, ладно, не парься, страна должна знать своих героев. Подгребай к нам, тут есть свободный ящик, — Баскаков поманил меня к себе. — Давай, переодевайся и не дрейфь, тут все свои.
Мне бояться было нечего: я понимал, куда шел, с кем буду иметь дело. Тут все были сплошь «братки»: блатные и полублатные; но со многими я сталкивался с детства: мы жили на соседних улицах, учились в одной школе, встречались на танцах — городок небольшой, все на виду. Некоторые знали и меня (с несколькими из присутствующих я успел перекинуться кивками), так что я нисколько не помешал им разговаривать.
Один из говоривших, лысый, с толстой золотой цепочкой вокруг бычьей шеи, мял в руках зимнюю кожаную куртку с песцовым воротником и почти тыкал ею в физиономию другого:
— Сюда гляди, нать, вишь, какой отворот, кожá натуральная, нать, не вытянута совсем…
Я быстро отвернулся к шкафчику, чтобы не прыснуть, меня чуть не прорвало на смех: «блатата» «базарила» о шмотках, как бабы.
Сидящие в полумраке вскоре поднялись, пошли на выход. Их зыбкие тени грузно двинулись за ними. Впереди — здоровяк на полголовы ниже меня, но накачаннее. Спортивная футболка пузырилась на его груди и объемных руках.
Проходя мимо, он оскалился:
— Герой говоришь?
— Да ладно тебе, Батя, — бросил Баскаков. — Диман наш пацан.
Идущие следом за «Батей» крепыши тоже осклабились.
— Эти в качалку, по ним блины сохнут, — ухмыльнулся Баскаков. — А Губастый и Дрыщ сегодня с нами — им что полегче подавай. Ну что, чуваки, оторвемся?
Баскаков поднял на лавку крупную спортивную сумку, извлек из нее оранжевый баскетбольный мяч с черными прожилками.
— Зацени, — протянул он мне мяч. Я не удержался, чтобы не ахнуть: настоящий болгарский, у нас в школе таких было три или четыре, ими редко тренировались, в основном набивали руку перед крупными соревнованиями, а гоняли свои, отечественные, которые и прыгали хуже и после нескольких добротных тренировок теряли округлость, превращаясь чуть ли не в торпеды.
Я с наслаждением покрутил мяч в руках, несколько раз брякнул им об пол, мяч упруго вернулся обратно.
— Мечта поэта!
— А это? — Баскаков выудил из той же сумки красно-белые «адидасы». — Натуральные.
— Баскак, ну ты ваще! — Дрыщ взял одну из кроссовок, повертел перед глазами в ладонях. — Я тож такие хочу. Где стырил?
— В Луганске на развале купил, когда позавчера ездили.
— А я где был? Меня чё не взяли?
— Я откуда знаю, где ты шарился? Чё ты меня паришь?!
Я тоже с завистью посмотрел на кроссовки. О таких можно было только мечтать, они всегда стоили баснословно дорого. Откуда только у этих пацанов такие «бабки»? Хотя можно догадаться, ведь всем в городе было известно, чем они занимаются: вымогательство, бандитизм, крышевание — они даже не стеснялись открыто говорить об этом. Их знала каждая собака в каждом районе, но это не мешало им чувствовать себя вольготно. Если законы не работают, жди, что каждый будет жить по своим законам. В напрочь криминализированном Донбассе это понимал всякий. Чего вы хотели? Согнать в шахты со всего света неудобоваримых и ждать от их потомства лояльности — все равно, что тешить себя иллюзиями о близком светлом будущем.
Я прикрыл дверцу своего шкафчика.
— Пойдем, что ли? — бросил Баскакову.
Мы поднялись наверх, в спортивный зал. По спине сразу же побежал холодок, хотя к батареям вдоль стен не прикоснешься и все окна затянуты полиэтиленом.
Разминаться, как обычно перед игрой, было некогда, решили разогреваться по ходу дела. Разбились на пары: я с Баскаковым, Губастый с Дрыщом.
— До первого промаха со штрафной.
Договорились. Я бросил первым, удачно; за мной забили Губастый и Женька, мяч Дрыща отскочил от обода — мы с Баскаковым начинали.
С полчаса вроде все шло нормально, потом выяснилось, что силы не равны. Баскаков такой же высокий, как и я, пружинист, динамичен. Губастый хоть и здоров, но ни развернуться толком, когда надо, не может, ни мяч удержать — я несколько раз вырывал мяч из его рук. Дрыщ — хороший разводчик, вертлявый, быстрый, когда надо, но по кольцу лучше бы не бросал, броски его — одно молоко. Какая это игра? В одно кольцо. К тому же я, как всегда, выкладывался по полной, несся к кольцу, как ураган, сметая на своем пути Дрыща, сбивая с ног здоровяка Губастого, даже не задумываясь, кто передо мной.
