Время Красной Струны - [47]

— Че-е-его-о? — протянул неизвестный, но весьма тормозной голосок. Несчастный Борька скукожился от злющих взглядов, пронзивших его из строя.

— Я сказала, пять кругов, — с таким тоном мог поспорить только бульдозер. И самые послушные робко побежали вдоль забора, следом потянулась общая масса и уж потом, сами удивляясь своему решению, погнали те, кому обычно на всяческие приказы наплевать.

— Зачем же так? — удивилась воспитательница, когда кусты сомкнулись за последним из бегунов.

— Запомни, Верочка, — жёстко сказала Электричка. — Предупреждать можно только один раз. Сапко предупредили, а он не понял. Тем, кто не понимает, лекции о пользе дисциплины читать бессмысленно. Вы можете два часа изголяться перед пареньком с хитрыми глазками, а он не запомнит ни единого слова из вашего потока красноречия. Он если и не примется мысленно ржать над вами, то уж о своём помечтает основательно. И нарушит правила, как только ему представится возможность. Слова бесполезны, но не стоит забывать о воспитательной роли коллектива. Не этот паренёк должен, захлёбываясь от смеха, рассказывать, как ловко он провёл воспитателя. Нет, нет, отряд, весь отряд должен объяснить ему, что он это сделал напрасно.

— Ну, это вряд ли, — скептически поджала губы Верочка. — Они все ничуть не лучше. Такие же нарушители. Думаю, не один Сапко убегает за лагерную ограду. В принципе, они все за свободу от приказов и указаний.

— Вы так думаете? А давайте поглядим, что останется от нарушителей после пяти кругов, — холодно сказала Электричка. — Уверена, когда наше мероприятие подойдёт к концу, найдётся немало желающих объяснить Сапко всю неприглядность его поступка. И объяснят так, что он запомнит надолго. В следующий раз Сапко хорошенько подумает, а стоит ли вообще выходить за ограду до конца смены.

— Ходу, — прошептал я. — Электричка тут застряла. Я бы пять кругов и за час не обежал. Говоровская, — Инна вздрогнула, — остаёшься здесь. Если Электричка вздумает отлучиться, ты должна предупредить нас, — глаза Инны налились печалью. — Ты сама подумай, — зашептал я, — если Электричка застукает нас, обшаривающих её особнячок, то пятью кругами мы не отделаемся.

И я развернулся, стараясь больше не смотреть в глаза Говоровской.

Необычно ходить по лагерю в тихий час. Будто всё вымерло. Только тридцать один флагшток топорщится рваным строем и подпирает лазурное небо. Трепещут знамёна с неприятным треском. Картинки запредельного, ввергнувшие лагерь в странную муть не слишком достойных событий. Даже воспитателей не видать. То ли караулят они своих подопечных, то ли сами спрятались, в желании отключиться хоть на часок от невидимой завесы, опустившейся на разноцветные корпуса. Мимо шестого мы пробежали в ускоренном темпе. От потрескавшихся стен веяло мерзким холодком. Ветер дул в бок, поэтому картинка на знамени была почти не видна. Пустые окна, словно рты, раскрытые в вопле отчаяния. Удивительно, как страшно выглядит здание, если в нем всего лишь отсутствуют стёкла.

Но вот и директорский особняк. Дверь приоткрыта. Заходите, добры люди. Берите, чего хотите. Электричка не боится оставлять свою каморку без присмотра. Поднявшись по скрипучим доскам, я нырнул в тёмную прохладу коридора. Эрика неотступно следовала за мной.

— Давай искать подвал, — чуть слышно прошептал я. Сказать в полный голос, смелости у меня не хватило.

— Подожди, — шёпотом заспорила Эрика. — А куда ведёт эта лестница?

Резные перила примостились в небольшом коридорчике, куда мне раньше заглядывать не довелось. Но все лестницы мира, уводящие наверх, не волновали меня в этот день. Подвал и только подвал.

— Куда, куда, — проворчал я. — Да на чердак!

— Я посмотрю, — Эрика, видимо, не собиралась подчиняться моим приказам, и я впервые пожалел, что не взял с собой Говоровскую.

— Ладно, — пришлось пойти на компромисс. — Тогда я в подвал, а ты наверх, только смотри, не напорись на монстрюг. Которого ты рисовала, я видел прямо вот в этом коридоре.

Эрика бесшумно перебежала к лестнице и исчезла в полумраке, а я, убедившись, что люк в полу отсутствует, принялся тыкаться по комнатам.

Первым делом я проник в кабинет. На столе громоздились красные и синие папки, заполненные бумагами. Тут же стопками высились неохваченные листы, ещё не решившие вопрос с пропиской. Среди них затерялся Пашкин «Полароид». Яркими чёрточками проглядывали разноцветные карандаши. А прямо передо мной высился канцелярский набор. В его полукруглую вершину воткнули десятка два ручек, и теперь она напоминала голову индейца. А из миниатюрных ящичков, словно драгоценности, выглядывали брусочки точилок, кирпичики резинок, цилиндрики карандашей и поблёскивающие, словно инопланетные монетки, россыпи разнокалиберных скрепок.

Я плюхнулся в кресло на колёсиках и начал оглядывать пол. Никаких признаков подвального люка! Может, Электричка запрятала потайную дверцу в шкафу? Я моментально вскочил, распахнул обе створки и обнаружил лишь два плаща: клеёнчатый и демисезонный. За стеклянными окошками полок проглядывали навеки заснувшие в пыли кубки, кем-то полученные за неведомые заслуги ещё в середине прошлого века.