Время Красной Струны - [44]

А на сцене начинался финал.

— В банке двадцать тысяч двести условных единиц. Они достанутся тому отряду, чей представитель уцелеет в грандиозном сражении по олимпийской системе. Ответил — уцелел. Провалился — покидаешь сцену ни с чем. Каждый правильный ответ добавляет в банк пятьсот условных единиц. Так что решайте сами, как долго будет продолжаться ваше сражение.

Я тоскливо посмотрел на место, где только что давал правильные ответы, а потом откинулся назад, прислонив усталую спину к колонке.

— На сколько часов время по Гринвичу отличается от среднеевропейского?

— На один, — сказал Серёга. И угадал. Струны уже не вспыхивали. Но серебряные светлячки над сценой сложились в число «20700».

— Две главные звезды созвездия Близнецов?

— Кастор и Поллукс, — не медля, выкрикнул Петро.

Левый ноль сменился единицей, а семёрка вновь обернулась двойкой.

— Если в полдень встать лицом по направлению полуденной тени, то впереди будет?..

— Север, — твёрдо сказал Серёга, словно был юным следопытом с детсадовского возраста.

Снова на всеобщее обозрение явилась семёрка. В зале восхищённо засвистали.

— Главный в иерархии древнегреческих богов?

— Зевс, — несколько неуверенно сказал Петро, но счастливо рассмеялся, когда сумма банка перевалила за 22 тысячи.

— Место выхода подземных вод на поверхность земли?

— Родник, — ответил Серёга и напрягся.

Вновь состоялось таинственное превращение двойки в семёрку. Зал радостно гудел. А я всматривался под потолок. Как высвечиваются цифры? Никаких лазеров-фазеров в клубе отродясь не водилось. Что за силы вытащила Электричка из укромных закутков своего особнячка, куда нет хода простым людям?

— В каком веке жил Джордано Бруно?

— В шестнадцатом, — даже это знал пронырливый Петро.

Двадцать три тысячи с хвостиком! На такие деньжищи, наверное, можно скупить весь киоск.

— Самое крупное животное суши?

— Слон, — заржал Серёга, увеличив банк ещё на пять сотен.

— Бурый железняк — это руда чёрных или цветных металлов?

Петро призадумался. Я даже зубами скрипнул от досады. Если бурый, то цветной, однозначно!

— Чёрных, — медленно выдал Петро.

Я чуть не поседел, но тут увидел четвёрку на месте, где только что красовалась тройка.

— Путь, по которому планета движется вокруг солнца?

— Орбита, — выпалил Серёга. Глаза его выпучились от натуги. Лицо раскраснелось и блестело от пота.

— На сколько созвездий поделено звёздное небо?

— На восемьдесят восемь, — отрапортовал Петро.

И я снова порадовался, что этот вопрос достался не мне. Ох, и срезался бы я. И всё же провалиться в финале — это куда почётнее, чем вылететь в последнем отборочном раунде.

— Самая северная территория России? Земля Франца-Иосифа или Новая Земля?

Серёга задумался. Полоски пота отсвечивали на его лице серебряными блёстками. Петро тёр виски и переживал. Я аж подпрыгивал на месте, так мне хотелось ответить вместо Серёги.

— Земля Франца-Иосифа, — ответил финалист, и в банке уже лежало двадцать пять тысяч с копейками.

— Самая высокая часть холма?

— Вершина, — не раздумывая, выдал Петро.

— В каком году была сфотографирована невидимая сторона Луны?

Наступила зловещая тишина. Любому дурачку-младшекласснику было ясно, что ответа Серёга не знал. Глаза героя-гиревика шарились по залу в поисках подсказки. Лицо вытянулась к скрытому мраком народу. Серёга страстно хотел, чтобы кто-то выкрикнул ответ и спас его шаткое положение.

Пауза затянулась.

— Ну, Пыткин, долго мы будем ждать? — холодно осведомилась Электричка.

— В шестьдесят седьмом, — тихо прошептал Серёга, но невидимые микрофоны расплескали чуть слышные слова по залу.

— Правильный ответ: в 1959, - отчётливо произнесла директриса и подвела итоги. — Игра окончена. Сумма в двадцать шесть тысяч двести условных единиц переходит в распоряжение седьмого отряда.

Серёгин взор зыркнул глазами льва на тропе войны, но тут же скрылся во мгле. А круг, на котором переминался Петро, окрасился нежными оттенками цвета морской волны.

Возле моего носа мелькнула рука Иринушки, щёлкнув тумблером. Заиграла бравурная музыка. Вспыхнул свет. Разморившийся народ нехотя поднимался и медленно перетекал к дверям.

— А почему именно верхняя струна — красная? — спросил я. За спиной мягко вибрировала колонка. Дрожь огромной махины убаюкивала.

— Наверное, их обозначили цветами радуги, — пожала плечами Иринушка.

Я расстроился. Она не знала! Она ничего не знала о красных струнах! Она ничего не могла объяснить. И мне почему-то было её жаль. Вот сидит, крутит ручками, музыку включает. А ведь, наверняка, когда-то стремилась стать директрисой. И ведь справлялась, даже домой ни разу не отлучалась за все две смены. Почему кому-то положено наглым образом взять и отобрать её забывшееся счастье? Если бы я, скажем, финишировал первым в лагерном забеге, а на пьедестал взобрался бы кто-нибудь другой, меня бы это задело. Вдруг и я чего-то важное выиграл, но успел забыть, и победа досталась другому. А я даже не подозреваю о награде, которая никогда не будет искать настоящего хозяина. Вдруг флаги положено поднимать мне, а не противному Таблеткину?!

Нет, господа, как хотите, а я прознаю о красных струнах всё-всё-всё. И тогда вам меня нипочём не остановить.