Время и судьи без грима - [7]

Но чувство жалости и сострадания фронтовиков никогда не покидало, несмотря на жестокие бои и большие потери.

Первый мирный день в этих краях оказался очень солнечным. Природа тоже словно радовалась тому, что война, длившаяся целых четыре года, наконец-то закончилась и орудия замолчали.

Сержант Чапышин служил вместе с Кузнецовым в десантной бригаде со дня ее образования. Оба они были из Сибири, во многом походили друг на друга и поэтому дружили. В это первое послевоенное утро, наслаждаясь необычайной для фронтовой обстановки тишиной, они лежали вместе в густой траве и, глядя в чистое небо, рассуждали: «И зачем это люди воюют, чего им не хватает?» При этом оба пришли к одному и тому же выводу: лучше жить беднее, трудиться от темна и до темна, но только не воевать.

— Ты посмотри, Володя, — говорил Чапышин, обращаясь к Кузнецову, — ну чего им, этим европейцам, не хватало: в любой деревне в каждом дворе полно скота, в каждом бункере (там так называют погреба) полно вина, есть хлеб, сало, земля — чернозем полметра, нет, чтобы жить в свое удовольствие, полезли к нам, а зачем? Наши деревни по сравнению с их деревнями — это как богатый и бедный. У нас полгода стоит зима, лето короткое, в огородах растет картофель да капуста, во двор и в хлев к скоту нельзя войти — грязь по колено. А здесь во дворе асфальт, в хлеву автопоилки стоят, в огороде растут фруктовые деревья и даже виноград. Сейчас начало мая, а у них уже давно цветут фруктовые деревья и трава по колено. А у нас в Сибири, наверное, еще снег не стаял.

Кузнецов, слушая друга, молчал. Он был в душе согласен с ним.

Когда они шли с боями по территории Венгрии, то такие разговоры неоднократно возникали у солдат. Он вспоминал, как однажды на привале какой-то солдат, тоже, видимо, из Сибири, громко рассказывал: «Вот брали мы какую-то деревушку в Венгрии, и вижу я: в одном доме вроде немцы засели, ну, думаю, брошу я в окно сначала гранату, а уж потом и сам в дом заскочу проверить, есть там противник или нет. Бросил одну, залетаю, а там никого, смотрю: в углу пианино стоит, радиоприемник есть, библиотека, стулья венские. Во, думаю, живут люди. А в нашей деревне нет даже света электрического, радио и то провели только прошлый год, чтобы люди слушали последние известия с фронтов. Что им у нас брать?»

Подходит к этой группе солдат замполит батальона старший лейтенант Акопян и говорит: «Вот вы здесь рассуждаете, что гитлеровцам у нас в Советском Союзе вроде нечем было бы и поживиться, мол, мы сами живем беднее их. Вы так посчитали потому, что в некоторых деревенских домах у венгров видели пианино, библиотеку и даже венские стулья. Но фашистов наша страна привлекает другим. Их интересуют наши природные богатства. Все вы учились в школе и изучали минералогическую карту Советского Союза, она ведь вся — с запада на восток и с севера на юг — покрыта квадратиками и кружочками, которые обозначают месторождения угля, нефти, железа, золота и даже алмазов. А сколько у нас лесов? Да еще каких! На карте обозначены лишь разведанные полезные ископаемые, а сколько их еще неразведанных, особенно в Сибири. Вот это-то наше богатство и манит врагов. У них свое-то все уже давно повычерпано. А что касается пианино, венских стульев и приемников, то отстоим независимость страны, и все это появится у нас не только в городах, но и в деревнях».

Но Кузнецов не стал все это пересказывать Чапышину и на его вопрос ответил вопросом:

— А ты бы, Коля, согласился остаться жить здесь после войны, если, допустим, тебе это разрешили бы? Ну, скажем, женился бы ты на дочке того мельника из деревни Ракоши, где мы стояли на отдыхе, перед боями за Будапешт.

Чапышин тяжело вздохнул и ответил:

— Нет, не согласился бы, я уже об этом думал и раньше. Вот смотришь на чужого ребенка: одет он красиво, ухожен весь, а свой и чумазый, и одет хуже, но ведь это свой, его ни один родитель на чужого ребенка не променяет. Так и с Родиной. Я здесь воюю, а думаю о доме, какое было бы счастье хоть на часок очутиться там. У нас тоже скоро зацветет черемуха, распустятся листья на деревьях, разольется река — красотища, ширь необъятная, охота, рыбалка. А у них все скучено, все размечено. Чуть шагнул в сторону — оказался на чужой территории. И живем мы проще и, мне кажется, намного дружней. Нет, Володя, я сразу, как отпустят, поеду домой в свой зеленый-презеленый городок под Омском, и девушки наши нисколько не хуже, чем дочь того мельника, о которой ты говоришь.

Солдаты-победители наслаждались миром, а еще вчера никто из них не был уверен, что доживет до конца войны. Сегодня свершилось то, чего все ждали долгих четыре года.

На месте, где воздушно-десантную бригаду застала весть о конце войны, она простояла до самого вечера, так как солдаты обезвреживали дорогу и обследовали в деревушке дома, сараи и подвалы, нет ли там мин. Лишь к вечеру бригада пришла в ту самую чешскую деревушку, которую утром они должны были взять штурмом. Населения в деревне ни души, все попрятались: кто скрывался в лесу, кто в соседних населенных пунктах, — старались держаться подальше от передовой линии фронта. Командир батальона капитан Дудник, собрав ротных и взводных командиров, передал им поздравление с Победой от командира полка и разрешил напиться допьяна и раздеться до белья.