Время и судьи без грима - [15]

По делам, рассмотренным под председательством Ознобинова, нередко можно было встретить меру наказания в виде лишения свободы на два года и шесть месяцев при минимальной санкции закона в три года. Когда адвокаты узнавали, что дело их подзащитного будет рассматривать Ознобинов, то они говорили им: «Ну, тебе, парень, повезло. Этот судья больше, чем полагается, тебе не даст». К некоторым неназойливым и ненавязчивым адвокатам Ознобинов относился как бы с участием. Он их спрашивал: «Вы выступали по делу в порядке статьи 55 (то есть бесплатно)?» Если ответ адвоката был утвердительным, он ему предлагал написать заявление о взыскании с осужденного гонорара, выносил соответствующее определение и тут же предлагал секретарю выписать исполнительный лист, который отдавал адвокату на руки. Теперь, мол, сам ищи, где будет отбывать осужденный наказание, и направляй туда свой исполнительный лист.

Судья Салищева, наоборот, вела судебный процесс так, как будто участвовала в гонках. Даже самый лучший секретарь не успевал записывать и половину из того, что говорили в суде свидетели. На просьбы секретаря вести процесс помедленней она отвечала: «Ничего, если не успеете записать что-то в суде, у Вас в распоряжении целый вечер. Берите дело, посмотрите показания свидетеля на следствии и вспомните то, что он говорил в суде».

Послевоенное законодательство предусматривало очень суровые меры наказания, особенно за хищение государственного имущества, за кражу личной собственности граждан, разбойные нападения и изнасилование. Минимальным наказанием за хищение государственного имущества было семь лет лишения свободы, а максимальным — двадцать пять лет лишения свободы. Многие судьи, такие как Ознобинов, искали лазейки в законе, а они были, и с применением соответствующих статей определяли наказание осужденному ниже низшего предела санкции закона либо условно.

Судья Салищева, видимо, боясь отмены приговора за мягкостью меры наказания, а возможно, в силу своей черствости, определяла осужденным довольно суровые наказания, но в пределах санкции закона. Случаи назначения судом под ее председательством условных мер наказания либо ниже низшего предела санкции закона были редкими. Зная все это, многие адвокаты очень не любили участвовать по делам, где председательствовала Салищева. Они под любым предлогом старались добиться отложения дела слушанием в надежде на то, что в другой раз дело попадет для рассмотрения другому судье. Иногда адвокаты подучивали своих подзащитных заявлять ходатайства об отводе судьи по мотиву, что их родители находятся с ней в ссоре, хотя родители подсудимого ее никогда не видели и с ней не встречались. Иногда этот трюк удавался.

А однажды произошел из-за отвода Салищевой даже скандальный случай. По делу проходили молодые ребята. Обвинялись они в групповом изнасиловании, и, при доказанности вины, суд мог определить каждому из них 15–20 лет лишения свободы. Видимо, кто-то из адвокатов посоветовал своему подзащитному заявить судье отвод. Как только Салищева объявила состав суда, где все трое судей были женщины, и спросила подсудимых, доверяют ли они рассматривать дело этому составу суда, один подсудимый встает и говорит, что он заявляет отвод судье Салищевой, так как раньше с ней сожительствовал. Та от неожиданности чуть не свалилась со стула. Хорошо, что дело слушалось в закрытом судебном заседании и не было свидетелей такого позорного для работника суда случая.

Вопрос об отводе судьи по закону должны решать два народных заседателя в совещательной комнате. Заседатели по этому делу ушли на совещание, а потом огласили определение, в котором записали: «Поскольку подсудимый Н. сожительствовал с судьей Салищевой, то от участия в деле ее отвести». Для старой девы в возрасте 40–45 лет это был, конечно, потрясающий удар и по самолюбию, и по престижу. Возвратившись из командировки в г. Сибирск, она сходила к гинекологу, обследовалась и получила справку, что является девственницей.

На следующий же день с этой справкой она пришла в кабинет Жакова и положила ему ее на стол. Она полагала, что Жаков уже знает о произошедшем скандале и поэтому ничего предварительно ему не сказала. Жаков, покрутив в руках справку, сказал:

— Я жениться на Вас не собираюсь, поэтому покажите ее кому-либо другому.

Салищевой самой пришлось рассказать Жакову случившуюся с ней историю. По мере ее рассказа лицо Жакова багровело, он еле сдерживал свой гнев. Когда Салищева закончила объяснение, Жаков сквозь зубы процедил:

— Если еще раз Вам подсудимые заявят такой отвод, то Вы мне вместо справки несите заявление по собственному желанию. Я не дам Вам позорить областной суд. Надо уметь себя вести и не давать поводов для таких отводов.

Салищева со слезами на глазах выскочила из кабинета председателя. Жаков тут же пригласил к себе в кабинет Брюхатина и сказал ему:

— Есть ли в городах области вакантные места народных судей? Если есть, порекомендуй им в качестве кандидата Салищеву. Мотивы перевода согласуй с ней сам. А если она не согласится, пусть сама ищет себе место, ты же знаешь, что через четыре месяца будут перевыборы областного суда.