Время героев - [28]

Егеря уже выбили защитников из мелкого рва, сами прыгали вниз, заканчивая штыками работу, не довершённую пулями. Мартыненко повёл две роты к пролому — бесформенной груде камней, шевелившейся, словно живая. Там умирали в конвульсиях люди, попавшие под обломки: упавшие сверху и просто несчастливо оказавшиеся в этот момент поблизости. Поверх камней зияла дыра, и в ней тоже оставались люди, но живые, полные сил. Они готовились встретить наступающих русских, падали на колени за камни, ища упор для винтовки, подставляли сошки. Дон Хуан зажмурился. Залп оглушил его, ослепил даже сквозь закрытые веки. Тяжёлый пороховой дым пополз, забираясь в ноздри, закричали раненые, завизжали довольные горцы. Ван-Гален услышал этот шум и понял, что и на этот раз он не умер. Он открыл глаза вовремя, чтобы увидеть, как Мартыненко уже карабкается на камни, а вслед ему спешат рослые, разъярённые гренадеры.

Ван-Гален кинулся к стене, где рабочие уже приставили лестницу. Какой-то солдат обогнал его, прыгнул первым и ловко полез по ступеням, цепляясь левой рукой, а ружьё держа правой. Ван-Гален не отставал, плечом словно подпихивая чувяки гренадера. Тот долез до самого верха, подтянулся, пытаясь запрыгнуть на парапет, и вдруг захрипел, качнулся и полетел вниз головой. Он подбил испанца, и тот секунду висел на одной руке, боясь, что пальцы его вот-вот разожмутся, и он свалится вслед убитому, на утоптанную до каменной твёрдости землю. Но выправился, нашёл опору, и сам уже кошкой ловко метнулся вверх, торопясь занять позицию, пока защитник не успел зарядить ружьё или не догадались подбежать сбоку. Не глядя, выбросил саблю вверх, услышал стон, перекинулся мигом на стену. Двое бежали справа, он скользнул навстречу, полуприсел в выпаде, перебросил нападавшего через себя и тут же выронил саблю, упал на колени после удара в голову. Кровь хлынула в глаза, он приготовился умереть, но две руки подхватили его под мышки и поставили на ноги. Двое солдат держали его с боков, а последний противник, лёжа навзничь, извивался, рычал, в то время как унтер Орлов с усилием вытягивал из его груди штык.

Ван-Гален оттолкнул солдат, обтёр рукавом лоб и взмахнул саблей.

— A mi, сапа lias![29] — и тут же поправился, будто бы кто-то рядом понимал по-испански. — Adelante, heroes rusos, al asalto! Hurra![30]

Никто из солдат не понимал, что кричит чернявый драгунский майор, но перевод им не нужен был вовсе. Уставив штыки, они поспешили вслед офицеру, сметая на своём пути воинов Сурхай-хана...

Валериан ждал, сидя в седле. Вороной нервно всхрапывал, вскидывал голову, перебирал ногами. Конь слышал, как гудит земля, видел сизый дым, поднимавшийся чуть не к вершинам далёких гор, обонял запах смерти, доходящий из неизвестных ему пока мест, куда напряжённо вглядывался хозяин.

Трубу Валериан спрятал. Она не могла проникнуть к стенам аула, перенести его немедленно туда, где хрипя, кашляя, надрываясь, умирали люди его отряда. Он был обречён ждать, когда же, наконец, те, кого он послал под пули, камни, ядра, кинжалы, шашки, сумеют пробиться сквозь смерть. Он старался сохранить лицо бесстрастным, только кивком головы показывая, что слышит донесения адъютантов.

Молодые офицеры верхами, чёрные от дыма, вымазанные кровью, кто своей, кто чужой, подъезжали один за другим, рапортовали и снова поворачивали назад, исчезая на время, а кто-то, может быть, навсегда.

— Ваше сиятельство! Первая колонна у стен... Третья застряла — сильный огонь из окопа... Четвёртая лезет в пролом... Вторая поставила лестницы, но поднялась только до парапета...

Валериан только сильней сжимал челюсти. Он слишком хорошо знал, каково приходится сейчас на приступе его гренадерам, мушкетёрам и егерям. Ему в тысячу раз легче было бы самому карабкаться по ступеням, рубиться на стенах, чем так сидеть, ждать и надеяться.

— Ваше сиятельство! Четвёртая ворвалась в пролом. Мартыненко в городе и на стенах... Ваше сиятельство! Они открыли ворота! Мартыненко держит вход в город!

Валериан выхватил саблю.

— В седло!

Штандарт-юнкеру уже подвели коня. Солодовников поднялся в седло, принял знамя, и тяжёлый шёлк заколыхался над головами.

— За мной, молодцы! За мной!

По узкой, щебёнистой, жёлтой дороге Валериан поскакал к главным воротам Хозрека. Казачья сотня и несколько десятков приданных ему офицеров порысили следом, гикая от хмельного восторга в предвкушении схватки. Огромные, в два человеческих роста, обшитые железом, створки ворот разошлись так, что два всадника могли проехать мимо них одновременно. Толстый Мартыненко стоял впереди своих гренадеров, махал шпагой и срывающимся от счастья и усталости голосом вопил что-то невразумительное. Рядом с ним, опираясь на саблю, держался офицер с перевязанной грязными тряпками головой. Валериан узнал в нём испанца Ван-Галена и улыбнулся при мысли, что тот всё-таки выжил. Но радоваться, торжествовать было ещё рановато.

— Майор! — крикнул он Мартыненко. — Оставьте ворота нам. Сейчас ещё подойдут апшеронцы. А сами двигайтесь вдоль стены, сбивайте всех, кто ещё наверху. И как только периметр будет наш, поднимайтесь по улицам. Проверяйте каждую саклю. Спасибо, друзья, за Хозрек! С Богом!..