Время героев - [30]
Так получилось, что он повёл за собой десяток солдат, что-то около половины взвода. Хотя по сути командовал группой не он, а сухой, жилистый унтер-офицер с короткой фамилией, которую Ван-Галену удалось довольно легко запомнить. Резкое, двусложное слово, которое дон Хуан выкрикивал на коротком выдохе, звучало почти приказом, ударом, знаком, сигналом к действию. «Orloff!» — кричал дон Хуан, указывая саблей в сторону очередного строения, и унтер уже кидал солдатам фразы на понятном им языке. Майор мог различить в этих тирадах одно-два слова, выученных в компании Якубовича, но самым существенным было то, что солдаты понимали Орлова и подчинялись безоговорочно. Словно бы через унтера и сам дон Хуан распоряжался этими чужими, но вверенными ему жизнями.
«Orloff!..» Шестеро, среди них сам Орлов, подбегают к высокому забору, обмазанному давно высохшей глиной, стреляют поверх, внутрь двора, не целясь, и первая тройка, один солдат за другим, протискиваются в узкую щель калитки. Вторая спешно перезаряжает пустые ружья. Сам Ван-Гален с саблей в одной руке и пистолетом в другой показывает оставшимся на улице, что надо держать под прицелом оба видимых прохода. Во дворе заходится лаем невидимый пёс, рычит, визжит, умолкает. Кричат на непонятном языке люди, слышатся ещё выстрелы, один-два, звенят удары стали о сталь, потом ухающие шлепки твёрдое в мягкое, всё стихает... Вдруг начинает истошно визжать женщина и умолкает так же внезапно. Через несколько минут показывается группа Орлова, все вымазанные кровью, но, кажется, только чужой.
— Чисто? — задаёт Ван-Гален один из немногих выученных вопросов.
— Теперь чисто, — мрачно бросает ему Орлов, и команда перебегает к следующему дувалу...
Ван-Гален уже перестал считать, сколько домов они так просмотрели, очистили, оставили свободными от их обитателей. Жестокость русских его не пугала. Он сам был профессиональным солдатом уже двадцать лет без малого, хорошо знал, как берут крепости и что следует за тем, когда осаждающие врываются в город. Неприятель бросает оружие — мы соберём трофеи. Осаждённые сопротивляются — мы возьмём ещё больше. Так рассуждали солдаты всех армий, в которых ему довелось воевать, — испанской, английской, немецкой, голландской. И дон Хуан не мог отыскать причин, по которым русские обязаны быть другими. Упорство мужчин и женщин Хозрека его тоже не удивляло. Точно так же сражались крестьяне в Кастилии, Басконии, Андалусии. Так же они не хотели отдавать врагу без сопротивления ни одного двора, ни одного сарая, оливкового дерева или могилы. За каждый шаг французам приходилось платить кровью. А как испанцы расправлялись с неприятельскими солдатами, попавшими в плен, разумней было не вспоминать. Ван-Гален предполагал, что жители этих гор не менее злопамятны и упорны. На случай ранения он приобрёл маленький пистолет вроде дорожного, тщательно заряжал его перед каждым сражением и носил под мундиром. Если вдруг не повезёт, и солдаты, отступая, не успеют забрать с собой офицера, он лучше сам оборвёт свою жизнь, чем будет ждать, когда это сделает немилосердный нож бородатого человека в бараньей шапке.
Они поднялись достаточно высоко, так что дон Хуан, оглядываясь, мог уже видеть и часть плоскости, улежавшей за стенами. Неприятель отступал достаточно быстро, Ван-Гален и Orloff подгоняли солдат, требуя действовать расторопно. И тут улица кончилась. Точнее, её закрыла невысокая баррикада, составленная из наваленных неровной кучей камней. Ван-Гален едва успел разглядеть несколько стволов горских винтовок, как Орлов закричал заполошно, и солдаты кинулись к заборам, тянувшимся по обе стороны улицы. Дон Хуан тоже метнулся вправо, и в это время затрещали выстрелы.
Четверо солдат рухнуло. Один, впрочем, поднялся и, волоча левую ногу, запрыгал к забору. Ван-Гален выстрелил в сторону баррикады и кинулся навстречу раненому. Подхватил под мышку, закинул чужую руку себе за шею и потянул бедолагу к укрытию. От солдата остро пахло потом, мочой, кровью и страхом. Горцы завизжали отчаянно, страшно, и дон Хуан приготовился уже бросить неудобную ношу, чтобы встретить противника саблей. Но грянуло ещё три выстрела, с другой стороны, гиканье оборвалось, но кто-то завыл, уводя голос всё выше и выше. Высокий и широкий солдат выскочил из-за дувала, грубо схватил раненого поперёк туловища одной рукой и понёс его быстро к калитке. Ван-Гален поспешил следом.
Орлов с ружьём у плеча ждал их в проёме, водил дулом по улице, выцеливая возможных противников. Пропустил во двор и захлопнул калитку.
— В дом! Быстрее! Потап уже там. Здесь не удержимся.
Слов его испанец не разобрал, но смысл понял без перевода.
Они пробежали по короткому грязному двору, перепрыгнули через тело лежащего ничком горца. Лица его Ван-Гален не увидел и был этому рад, потому что затылок убитого был размозжён страшным ударом приклада. Но ему показалось, что человек был ещё очень молод; юноша, может быть, даже мальчик. Однако разглядывать было некогда. На улице уже слышались шлепки пуль и топот десятков бегущих ног. Едва они заскочили в дом, и Орлов задвинул засов, как над забором показались головы в косматых папахах и тонкие стволы горских винтовок.
