Время героев. Ч. 4: Живите и помните! - [102]

Но… сердце подсказывало Кайзеру, что так поступать нельзя.

После этого будет война. Две огромные страны. Если позволить России присоединить Индию — ее население будет составлять два с половиной миллиарда человек. Людской ресурс почти неисчерпаемый… и на пути к планетарному господству у них будет стоить только Священная Римская Империя Германской Нации. Рано или поздно — интересы двух мастдонтов схлестнутся, они просто не могут не схлестнуться. Господи… за что все время воевало европейское рыцарство? За лесок, за кусок пашни, за теткин дом на косогоре — кровь лили. Вот и тут…

Так?

Кайзер злился, злился сам на себя, злоба эта — жгла его душу — потому что он упорно лгал себе. Лгал упорно — потому что сказать правду обозначало предать родного отца и предать клятву, которую он ему дал. Его отец умирал трудно, от рака… проклятое курево, он сам с тех пор не выносил ни курева, ни курящих… На смертном одре — он сказал несколько последних слов лишь ему, наследнику престола и взял с него две клятвы. Первая была столь страшна, что об этом не стоило даже думать, не то, что вспоминать вслух. Вторая клятва была — никогда, ни с кем, ни при каких обстоятельствах — не идти на союз против России. Война против России — конец всего, конец германской нации, конец германского государства, конец всей Европы. Отец не придумал это сам, он всего лишь повторил слова великого Бисмарка и молодой наследник поклялся следовать этому в точности.

Проблема была в том, что сердце подсказывало ему: британцы это европейцы, а русские — нет. Британцы, пусть со всеми их злодеяниями — члены большой семьи, а русские — нет. Британцы цивилизованный народ, а русские — варвары из степей, которым повезло с нефтью и на эти деньги они выстроили огромную технократическую империю — но в душе остались глубоко чужими и чуждыми Европе людьми, способными без раздумий сжечь все то, что дорого любому европейцу, ударить по самим основам. Нанеся удар, удар неожиданный, страшный, сокрушительный — русские продемонстрировали свою мощь и продемонстрировали угрозу, какая нависла над всем миром. И угроза эта исходила не из Лондона, она исходила из Санкт Петербурга.

Что же делать, что?!

— Еще раз. На чем ловить Николая?

Рейхскриминальдиректор не удивился в лоб и без всяких экивоков заданному вопросу. ОН здесь был — не полицейским, а одним из членов тайного мозгового центра Государства, Империи. Здесь просто нельзя было позволить себе лгать и юлить: вопросы задавались прямо, и следовало давать на них прямой и четкий ответ.

— Я бы не стал ловить его на процедурных вопросах. Он военный и этого не поймет. Да, он сначала нанес удар и только потом объявил войну, это хоть и не ставит его на одну планку с британцами, но поставит любые его будущие претензии под сомнение. Он военный и с ним нужно разговаривать порой жестко. Я бы ловил его на том, что он способствовал разжиганию конфликта, используя в качестве повода сомнительную ситуацию с его супругой. Это ударит по его самолюбию и, в случае официального предъявления претензий сделает посмешищем. Чтобы этого не произошло — он должен стать посговорчивее.

— А если он не будет посговорчивее?

— Тогда намекните что если он пойдет в лобовую, поддержки Германии он не получит — в этих кругах Империю часто называли по-старому, Германией — на данный момент мы единственные, кто не поучаствовал в этом никоим образом, мы сумели нормально отмобилизоваться и под шумок занять наиболее выгодные позиции. Гиря Германии на весах истории будет решающей, как и должно быть.

Кайзер размышлял какое-то время, упрямо набычившись, потом махнул рукой.

— А британцы?

— А с британцами следовало бы пожестче. Если они придут без Наследника — я бы с ними вообще не стал разговаривать. Послал бы к ним старину Августа и пусть он с ними поговорит языком старого прусского офицера.

Август фон Бок, старый прусский офицер, с хорошей династией за плечами, офицер черт знает в каком поколении, чем-чем — а дипломатичностью не отличался. Кайзер запретил ему выступать по ТВ после того, как он выругал оппонента в студии нецензурной бранью

— У нас как бы миротворческая миссия… но идея хорошая. Лично мне претит общаться с этими педерастами. А если Наследник будет?

— Тогда… будет лучше, если до начала беседы кто-то разъяснит ему позицию Германии. Нужно дать ему надежду…. Но небольшую, чтобы он за нее ухватился. Сказать, что Германия при определенных условиях придет на помощь… но это должны сказать не Вы, а кто-то другой, чтобы Вы имели возможность маневра. И чтобы британцы не думали, что мы и в самом деле собираемся приходить им на помощь.

— А что — нет, мой друг?

Полицай-президент Берлина нарвался на неожиданный и жесткий взгляд Кайзера. И понял, что этот разговор имеет для него куда большее значение, чем кажется.

— Британия всегда считала нас, европейцев здоровыми дурнями и отличным пушечным мясом, Ваше Величество — отчетливо выговаривая каждое слово, проговорил Марвиц — что касается меня, то я не дам за интересы Британии и ломаного гвоздя. Интересы Германии — вот высшая и единственная ценность для любого из Ваших смиренных подданных!