Время "Ч" - [13]

Отец Хенеросо Льянеса, в прошлом солдат армии мамби,[19] после падения диктатуры Мачадо[20] — Хенеросо тогда уже исполнилось 18 лет — стал «земельным компаньоном», обрабатывал участок земли около двух кабальерий. Под эвфемизмом «земельный компаньон» подразумевалась замаскированная форма феодальной ренты, сохранившаяся на Кубе после провозглашения республики. Отец арендовал землю у помещика-рантье, возделывал ее и третью часть снятого урожая отдавал в качестве арендной платы. Помещик, как правило, держал в арендной кабале многих крестьян и мог жить припеваючи, не ударяя палец о палец. Крестьянину же приходилось трудиться в поте лица на куске земли, который ему не принадлежал.

Отец Хенеросо сажал сахарный тростник, овощи, табак, ананасы. Причитавшиеся ему две трети урожая он продавал тому же помещику, чтобы не тратиться на разорительную перевозку. Цены устанавливались смехотворные: дюжина отборных ананасов шла за 80–90 сентаво, кипа табаку — за 60 сентаво. Поэтому нечего было удивляться, что вся семья — отец, мать, пятеро детей — ютилась в крытой пальмовыми листьями хижине с земляным полом.[21] Отец грамоты не знал, такая же участь ожидала детей; образование Хенеросо ограничилось одним классом. На школу не хватало времени — дети работали в поле наравне со взрослыми — да и средств. «Какие уж тут занятия, когда ни обуви не было, ни рубашки приличной. Так и учились — через неделю в школу ходили», — вспоминал Хенеросо.

Арендная зависимость, как оказалось, представляла еще не самую тяжкую форму эксплуатации крестьянина, и отец Хенеросо смог убедиться в этом на собственной шкуре. После конфликта с хозяином ему отказали в аренде, пришлось устраиваться сельскохозяйственным рабочим. Теперь дневной заработок отца и четырех сыновей составлял 50 сентаво.

Семья попала в безвыходное положение, и Хенеросо не пожелал с ним мириться. «Жить так дальше я не хочу, тем более что рассчитывать на лучшее не приходится», — заявил он отцу и ушел из дома.[22]

Оказавшись в Гаване, он поселился у своего дяди, неподалеку от пляжа Хамайпитас. В душе Хенеросо. мечтал стать когда-нибудь моряком — и вот он на берегу моря, где, правда, пока занимается тем, что возит на тачке песок, которым засыпает камни на пляже.

В Гаване как раз завершалось строительство яхт-клуба «Билтмор», одного из наиболее фешенебельных клубов крупной буржуазии. Берег в этом месте был каменистый, и сюда в огромных количествах завозили песок, создавая искусственный пляж. Хенеросо работал не жалея сил и сумел понравиться хозяевам клуба. Его устраивают на должность спасателя с месячным окладом 36 песо. Хенеросо доволен; теперь он мог считать себя чуть ли не моряком. В первый же день его вызвал к себе администратор клуба мистер Фишер. Нездоровая бледность тщедушного американца резко контрастировала с бронзовым загаром, покрывавшим мускулистое тело Хенеросо, явившегося в офис в одних купальных трусах.

— Вы быть нанят на очень ответственный работа, вы должен спасать жизнь наших членов клуба. Now well, я хотел сразу предупреждать, что здесь, в Билтмор, вы должен быть слепой и глухой.

Быть слепым и глухим означало, что Хенеросо полагалось закрывать глаза я уши на все, что делалось и говорилось в стенах клуба. Таковым являлось первое неписаное правило для обслуживающего персонала. Вторым правилом запрещалось купаться на клубном пляже. Окунуться в воду Хенеросо разрешалось исключительно для выполнения своих прямых обязанностей — спасения утопающих. О том, чтобы поплавать в свое удовольствие, не могло быть и речи.

Хенеросо терпеливо выслушал назидательную речь мистера Фишера, уныло разглядывая свои загрубелые, разъеденные морской солью ручищи и невольно сравнивая их с мягкими, холеными руками патрона. Беседа закончилась, и Хенеросо медленно вышел из офиса, низко опустив голову. Позже, когда кто-то спросил его, как прошла его встреча с мистером Фишером, он сказал только: «Они относятся к нам, как к грязным свиньям».

Идет время; Хенеросо женится, появляются дети. Семья поселяется в тесной лачуге из пальмовых досок, сколоченной его собственными руками на краю заболоченной низины в окрестностях Хамайнитаса. Сосед его, как оказалось, контактировал с ортодоксами. Зайдя к нему как-то, Хенеросо познакомился с Фиделем, который сразу же предложил ему принять участие в предвыборной кампании в поддержку Ортодоксальной партии.

Хенеросо некоторое время молчал, обдумывая слова молодого адвоката. В комнате, заполненной едким дымом сигары, надсадно гудело комариное облако.

— Хорошо, — ответил наконец Хенеросо, — я согласен. Попробую помочь, чем смогу. Мне по душе программа вашей партии, и потом я люблю, когда со мной говорят начистоту, вот как вы.

Вечером в разговоре с женой Хенеросо сказал:

— Сразу видно, что Фидель сделан из другого теста, чем все эти политики, которым бы только голову людям морочить.

События 10 марта положили конец предвыборной деятельности Хенеросо, которому за короткое время удалось увеличить число приверженцев Ортодоксальной партии в Хамайнитасе с шестидесяти до четырехсот. И вдруг — военный переворот, выборы аннулированы, народ бессовестно обманут. Перечеркнуты все результаты кропотливых усилий Хенеросо. С болью в сердце ему приходилось видеть, как у народа отобрали победу перед самым носом. «В тот момент я был готов на самые отчаянные действия».