Время алых снегов - [56]

Потом он стал думать, что его, наверное, уже видят и те, кто должен с ним связаться, — видят маленькой точкой на экранах локаторов, и думал он об этом с настороженностью и недоверием, которые продолжали жить в нем после боя... Далекий голос командного пункта чуть слышно повторял в эфире слово «Кристалл», оно становилось явственней, и Ванин наконец поверил, что зовут его.

— Я — «Кристалл». Задание выполнил,— отозвался он так, словно говорил не о себе самом.

И даже когда голос земли радостно и торопливо заговорил: «Кристалл», понял вас, понял вас! Спасибо, «Кристалл», в нем ничто не отозвалось, он просто удовлетворился, что его доклад услышали.

Ванин летел строго на голос командного пункта по радиокомпасу.

— «Кристалл», вам разрешается вариант один, повторяю: вариант один;, вы слышите, «Кристалл»?

— Слышу, — отозвался он холодно.

Посадка на запасный...

Ванин смотрел на полетную карту. Квадратик промежуточного аэродрома лежал на курсе... Небольшая площадка на берегу таежной реки, очищенная от пней и болотных кочек, — ее сооружали для вертолетов и неприхотливых «аннушек» геологов и строителей. Летчики знали о нем, как о всякой другой ровной площадке вблизи охраняемой зоны. До сих пор Ванин не принимал его в расчет — по его мнению, аэродром еще строился и был маловат.

— «Кристалл», на аэродроме будут зажжены посадочные огни и включен радиомаяк. Вы услышите его на подходе. Как поняли, «Кристалл»?

Ванин повторил услышанное, думая о том, что земля, как всегда, сработала оперативно. Он вспомнил: поблизости от строящегося лесного аэродрома находится радиолокационный пост, — значит, связались через него с аэродромом и поставили там всех на ноги. Шутка ли — сверхзвуковой ракетоносец жалует среди ночи в гости к воздушным тихоходам!

Он ясно представил себе узенькую, недлинную площадку, упирающуюся в стену глухого леса, влажный суглинок — сложный грунт для шасси реактивного самолета, подумал о том, что садиться придется с первого захода... И он решился.

Самолет словно понимал тревогу хозяина. Освобожденный от груза ракет и топлива, он при минимальном режиме турбин сохранял огромную скорость. Ванин летел теперь со снижением, весь поглощенный отсчетом секунд и километров. Девушка пела на его волне, голос ее нарастал, но был он так же далек и странен, как голос столичной певицы, случайно попавшей в наушники радиста, терпящего бедствие со своим кораблем где-нибудь в океане.

Девушка ненадолго замолчала, и вдруг близкий, давно знакомый голос назвал его позывные. Ванин вздрогнул. Тот самый голос, что сопровождал его в полетах! Никогда до сих пор он не произносил его позывных. Он не мог произносить позывных Ванина, потому что Ваниных было столько, сколько истребителей этого класса, и у каждого свои позывные, постоянно меняющиеся. Голос женщины, записанный автоматом, обращался к пилоту, просто к пилоту без позывных.

«Мистика какая-то...»

Ванин снова замер, потому что девушка повторила его позывные:

— «Кристалл», вы слышите меня, «Кристалл»? Я ваш маяк, «Кристалл», милый, где же вы, отзовитесь!

Ванин усмехнулся. Так вот он, радиомаяк на таежном аэродроме, о котором сообщал командный пункт... Девушка твердила его позывные, спрашивала, какие песни ему нравятся, и обещала исполнить любую. Ванин не отвечал, ориентируя радиокомпас по ее голосу. Он был сейчас роботом, глухим ко всему, что могло отвлечь, помешать единственной его задаче — посадить самолет.

Ванин поднял голову и увидел в невероятной дали едва мерцающие сквозь толщу воздуха сигнальные огоньки. Он пошел к земле еще круче с едва работающими турбинами, решив лететь, подобно снаряду, целясь в посадочную полосу, и в самый последний, в самый нужный миг — выплеснуть оставшиеся килограммы горючего в остывающие жерла камер сгорания, удержать машину на плавном снижении, спасти от удара. Это будет в десять, в сто раз труднее поединка с высотным бомбардировщиком, но другого Ванину не оставалось...

Ванин летел среди тишины. Он, казалось, телом своим ощущал, как воздух гасит скорость истребителя, стараясь бросить его по отвесу к земле, — словно мстит железной птице за то, что она посмела с одинаковой легкостью летать в небе по горизонталям и вертикалям, смеясь над законами тяготения. Руки Ванина окаменели на ручке управления. Казалось, он стоит на краю обрыва, пытаясь удержать ими многотонную машину, сваливающуюся в пропасть, хотя машина и теперь подчинялась малейшему его движению. Что же мешало ему сейчас сохранять над собою привычную власть? Возможно, борьба в стратосфере была труднее, чем показалось, она измотала его, измотала так, что уже не остается сил на последнюю схватку со временем и пространством? Что-то близкое, что-то похожее на страх шевельнулось в душе Ванина. Может быть, равнодушное «будь что будет»?..

Длинным кривым зеркалом внизу сверкнула река, и линия посадочных огней оказалась совсем близко. Девушка снова пела. Она пела про старый причал, о котором не велел ей забыть кто-то хороший и сильный... Она не знала кто. Она просто верила: он вернется к причалу, где ей велено ждать. Ванин вспомнил: голос земли!.. Голос земли звал его. Как же он посмел забыть, что земля ждала его! Помнила и помнит о нем каждый миг.