Время Алексея Рыкова - [94]

На её общей характеристике следует остановиться несколько подробнее, так как она не вполне точно, на наш взгляд, оценивается в части советской и зарубежной литературы и, кроме того, имеет важное значение для понимания действительного положения Рыкова в системе партийно-государственного руководства того времени, позволяет выявить некоторые черты, свойственные «красному премьер-министру».

К началу 1926 года популярность Рыкова в партии и стране достигла наивысшей отметки, сохранявшейся затем на протяжении примерно трех лет. Выше говорилось, что уже к моменту своего назначения новый руководитель центральной исполнительной власти имел большой авторитет. Но не нужно думать, что последовавший вскоре переезд Рыкова с Воздвиженки в кабинет расположенного в Кремле здания Совнаркома СССР сразу и автоматически обеспечил ему дальнейший рост популярности.

Он явился результатом конкретных дел, преодоления немалых трудностей, в том числе и субъективного порядка. Кончина Ленина застала Рыкова больным, необходимость срочного лечения сердца вынудила его сразу после избрания председателем Совнаркома согласиться с рекомендацией врачей о выезде за границу. Это была его последняя зарубежная поездка. Вместе с Ниной Семеновной он провел под чужой фамилией два или три месяца в Италии.

Возвращение ускорила тревожная весть. Едва оправившаяся от страшного голода 1921–1922 годов страна летом 1924 года пережила новую, правда вполовину меньшую по масштабам, засуху. Рыков немедленно возглавил специальную правительственную комиссию по борьбе с её последствиями, а затем, в августе, выехал в южные районы РСФСР, особенно пораженные неурожаем. Эта поездка открыла целую серию последующих, вплоть до конца 20-х годов, поездок по стране, не имевших ничего общего с парадностью, заполненных практическими делами и обеспечивавших «обратную связь» с широкими слоями трудящихся.

М. Горький, следя за борьбой с засухой по газетам, с теплом писал в те дни из Сорренто (Италия) Рыкову: «Весьма полюбовался фотографиями Вашей поездки по Поволжью, жаль только, что Вы морщитесь, когда Вас снимают, и выходите на снимках человеком, у которого зубы болят. Но — какие хорошие рожи мужиков!»[33] Рыков тоже вглядывался в мужицкие лица, но больше его интересовали думы крестьян. Те августовские беседы в деревнях способствовали утверждению его мыслей о том, что главнейшей формой организации крестьянства и проявления его активности должна явиться кооперация, поощрение её различных форм.

Поездка, таким образом, обогатила представления главы правительства о пути, как он сам выразился, к устойчивому крестьянскому хозяйству и вместе с тем, что было в тот момент наиболее важным, позволила принять практические меры для преодоления последствий бедствия, сохранения хозяйственной деятельности в пораженных им аграрных районах. Выводы из этих мер имели долгосрочное значение. Недороды в тех или иных размерах случались и в отдельные последующие годы, но ни один из них, вплоть до начала 30-х годов с их социальными потрясениями, не сопровождался голодом или его серьезной угрозой. Это надо особо подчеркнуть.

Борьба за ликвидацию последствий засухи 1924 года была лишь частью повседневной деятельности Рыкова в первые полтора-два года его премьерства. Не касаясь её больших и малых сторон, отметим, что уже вскоре компромисс, определивший разведение постов председателя СНК и председателя СТО, оказался нежизненным. В общем-то, успешное сотрудничество Каменева и Рыкова в единой «упряжке» (или «связке») в 1922–1923 годах теперь стало явно давать сбои. Положение председательствующего в Политбюро обеспечивало Каменеву возможность фактически независимо вести себя в качестве заместителя Рыкова в правительстве, а также на посту председателя СТО.

Может, это как-то и сгладилось бы, если бы не неприятие Рыковым линии Зиновьева и Каменева на неоправданную поспешность в осуществлении нового промышленного строительства, а затем, когда их расчет на приток финансовых средств для него не оправдался, обвинение ими в этом под флагом «обуздания кулачества» всего крестьянства. Эти противоречия обострились развалом «тройки», вполне обнаружившимся к концу 192.5 года стремлением Сталина избавиться от участия в политическом руководстве Зиновьева и Каменева.

Объективно Рыков этому способствовал. Вместе с членами и кандидатами в члены Политбюро Сталиным, Томским, Дзержинским, Калининым, Молотовым и Рудзутаком (Троцкий в тот период отмалчивался и, сидя в президиуме бурного XIV съезда, речи не произнес) Рыков активно выступил с критикой возглавленной Зиновьевым и Каменевым «новой оппозиции». Однако эта критика, во-первых, не содержала ничего личного, а выражала лишь твердые идейные убеждения Рыкова, неприятие им зиновьевско-каменевских представлений о путях социалистического строительства; во-вторых, несмотря на свою остроту, она была направлена на то, чтобы «всех нас запрячь в одну запряжку». Эта рыковская фраза ранее уже приводилась и повторена здесь намеренно. В ней — своеобразное кредо её автора, который, активно участвуя во внутрипартийной борьбе, немалое время ещё и после XIV съезда сохранял надежду на достижение единства, видел в этом, как он выразился, «общий интерес партии».