Время Алексея Рыкова - [32]
Неизбежно придется «ублажать низы», но все это выяснится к концу войны. Сначала же будет патриотический угар и торжество «твердой власти».
Прогноз оказался верен как относительно начала войны с его взрывом «ура-патриотизма», включая «социал-шовинизм», так и её общего значения — мощного катализатора революции. Надо ли поэтому удивляться, что Рыков полностью воспринял ленинскую оценку войны как империалистической, задачу превращения её в гражданскую. Со временем и с немалым трудом удалось наладить связь с Швейцарией, где находился Владимир Ильич, завязать переписку с Н.К. Крупской — секретарем заграничной группы большевиков.
В сентябре 1915 года ссыльный Рыков предпринял отчаянную и, быть может, в силу этого успешную попытку побега. Обманув строжайший надзор, он сумел попасть на пароход. «Сейчас еду по последней реке Туре, — писал он с дороги, — и затем буду в Тюмени… Перед своим путешествием я четверо суток прождал пароход на пристани. Я пропустил пароход на Томск, а время шло к распутице, падал снег к ногам, и оставалась какая-нибудь неделя до ледостава». Тогда принимается смелое решение: плыть по Оби не на юг, а на север от Нарыма, затем по Иртышу, Тоболу и Туре достичь Тюмени. «Первый город был Тобольск, — сообщает он далее. — В этом городе я пробыл в буквальном смысле без хлеба, голодный, более суток. Ждать тюменского парохода пришлось на берегу в снежную холодную бурю. Теперь я еду в тепле и понемногу согреваюсь».
Побег как таковой удался, но закрепиться после него не удалось. Добравшись до Саратова, Рыков был тут же схвачен — слишком приметной фигурой был он для сыска. И вновь потекли тюремные недели и месяцы, а за ними — обратное водворение в занесённый снегами и пронзенный морозами Нарым.
Через нарымскую ссылку прошли многие, но не все смогли её выдержать. Среди ссыльных возникали конфликты, случались даже самоубийства. В это тяжелое время Алексей Иванович был не одинок — рядом с ним находилась Нина Семеновна. С большим трудом ей удалось в 1916 году приехать в Нарым, и лишь ожидание ребенка заставило её затем покинуть этот суровый край.
«Целую тебя и дочку от всей души, — писал вскоре Рыков в Ростов-на-Дону, где жена временно обосновалась у родителей. — Будьте здоровы, мои милые… Надеюсь, что скоро мы увидимся».
Это произошло гораздо скорее, чем он предполагал. Шли последние недели, дни и часы Российской империи. «Вчера, 3 марта, — взволнованно сообщал он жене, — из частной телеграммы узнали о Временном правительстве. Впечатление колоссальное. Но кроме нас, никто ничего не получил… Надеемся на немедленный отъезд… Как хочется обо всем подробно узнать. По-видимому, происходят события, невиданные в России».
Так оно и было. Революционная буря, годами зревшая в недрах страны, наконец-то разразилась и, втягивая в свой быстро разраставшийся смерч широкие народные пласты, приобрела намного большую мощь, чем в 1905 году. В течение нескольких дней самодержавие в России было уничтожено.
Выбор в буре, сделанный в свое время Рыковым и тысячами его товарищей по партии, оказался точным. И хотя на гребне февральско-мартовских событий 1917 года поднялись иные политические партии — от меньшевиков и эсеров до быстро нацепивших красные банты кадетов и октябристов, — именно большевистские «муравьи революции» дали импульс выступлению её решающей ударной силы — рабочего класса. Оно всколыхнуло всю страну и вовлекло в политическую жизнь миллионные массы, стихийный взрыв которых дал невиданный размах революции и вместе с тем на время захлестнул её пролетарский авангард.
Все разом стало внове, все было не разобрано и просто непривычно. И поначалу самым непривычным — само ощущение свободы, особенно для тех, кто ещё вчера был лишён её в тюрьмах и ссылках. Щурясь от первого весеннего солнца, вышел из московской Бутырской тюрьмы Феликс Дзержинский, за месяц до истечения срока десятилетней каторги освободился Ян Рудзутак, отбыв каторгу, вырвался из ссылки Михаил Томский, из Ачинска в одном вагоне ехали в Петроград теперь уже бывшие ссыльные Лев Каменев и Иосиф Сталин, чуть позже отправился из Красноярска и другой «туруханец» — Яков Свердлов. Выбрался к Сибирской железнодорожной магистрали и Алексей Рыков.
За счет вышедших из тюрем, прибывавших из ссылок и эмиграции ряды большевиков, активно действовавших по всей стране, и особенно в её революционных центрах — Петрограде и Москве, — множились и наливались силой. Потом подсчитают, что они к моменту Февральской революции насчитывали, как отмечалось выше, примерно 24 тыс. человек. Заметим, однако, что может быть и другой счет, включавший в себя Н.Э. Баумана, И.В. Бабушкина, В.К. Курнатовского, И.Ф. Дубровинского, В.З. Кецховели, С.С. Спандаряна и сотни (а возможно, и тысячи — вряд ли это будет когда-нибудь подсчитано) других большевиков, расстрелянных карателями, погибших в тюрьмах и ссылках, но незримо оставивших себя в стойкости и всем революционном духе партии.
Как ни важно было собирание большевистских сил в Петрограде, Москве, других центрах страны, первостепенное и определяющее значение имело возвращение из эмиграции Ленина.
