Время ацтеков - [14]

Он, задержавшись в дверях, смотрит на нее неодобрительно. Потом говорит:

– Алоха, обитатели Рая.

– Он жаждет крови того, кто толкнул ее на самоубийство, – говорю я.

– Боюсь, если мы не найдем его, легавый переключится на меня, – опасаюсь я.

– Боже, она едва не грохнула меня, – пугаюсь я.

– Я был на волосок от смерти, – дергается у меня веко.

– И сейчас все это очень некстати, – говорю я.

– Потому что… – мнусь я.

– Потому что у тебя новый роман, – смеется она.

Я был бы рад тому, что она развеселилась, если бы она выглядела чуть лучше. Но Оля похудела, а женщинам такого типа это не очень идет. И у нее круги под глазами. И дрожат пальцы. Она явно боится.

– Он тебя запугал? – резко перегибаюсь я через стол.

– О ком ты? – испуганно спрашивает она.

– Этот полицейский! – резко говорю я.

– Этот мент, – бросаю я.

– Легавый! – швыряю я в нее слово.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

– Какой, к черту, легавый? – спрашивает она.

– Ты появляешься в моей жизни, мы трахаемся пару дней, снимаем все на камеру, потом проходит месяц, ты трахаешь меня еще разок, потом проходит полгода, ты трахаешь меня напоследок и с милой улыбкой пропадаешь, – говорит она.

– Самое страшное, что ты правда не бабник, – усмехается она.

– Самое страшное, что ты правда любишь женщин. Всех. Настолько, что каждая по отдельности для тебя большой ценности не представляет.

– Ох, милый, я от всей души желаю тебе влюбиться, – говорит она.

– Но при чем тут какой-то легавый? – спрашивает она.

– У тебя неприятности, я так понимаю, – говорит она, – но я не знаю никакого полицейского. Ты уверен, что в порядке?

– Да, – киваю я. – Прости, мне показалось.

– Ничего.

– Что у тебя? Ну, болезнь? – пробую я свои силы ясновидящего еще раз.

Она молчит, а потом пьет чай так, чтобы я не видел ее слез. Конечно, я вижу.

– Сделал ребенка и пропал, – глотая слезы, говорит она.

– Послушай… – замираю я.

– Да не ты, – плачет она.

Я мягко говорю:

– Расскажи, как он выглядит.

– Нет, – качает она головой. – Это мои проблемы, я сама разберусь.

– Послушай, – терпеливо говорю я, – это важно. Расскажи. Как. Он. Выглядит.

– Ну… – мнется она.

Я терпеливо выдыхаю. Нельзя показать ей, что мое желание узнать, как выглядит ее очередной любовник, продиктовано прежде всего моими интересами. Еще обидится. В то же время я не могу ждать. Сейчас, блин, как в настоящих детективах, какая-нибудь хрень упадет ей на голову, и все, пиши пропало.

– Он высокий, лицо похоже на лошадиное, у него длинные сильные руки? – быстро выпаливаю я.

– Нет, – удивленно мотает она головой, – с чего ты взял? Он совсем другой.

– Х-х-х, – облегченно выдыхаю я, – ну, уже что-то.

– Зря, – жалко улыбается она, – ты не захотел быть со мной.

– Ага, – говорю я.

– Я была бы тебе хорошей подругой, – снова давится она слезами.

– Я верю, – верю я.

– Тебе, конечно, не до этого.

– Ну, что ты, – вру я.

– Так как он выглядит? – напоминаю я.

– У меня есть его фотографии. Не понимаю только, зачем тебе это нужно.

– Нужно, – убедительно говорю я.

– Прошу тебя, – внезапно поддаюсь я какому-то озарению.

– Рожай, – говорю я то, что вдруг всплыло у меня в мозгу, не знаю откуда, но что-то сказало мне передать ей это.

– Ты спятил, – смеется, плача, она.

– Я серьезно, – не шучу я. – Мы всегда можем оформить отцовство на меня. Да и деньгами я помогу.

– Ты псих, – уже просто смеется она.

– Рожай, – прошу я.

– Нет, извини, – тихо говорит она, – все уже решено. Я отсюда в больницу. Только вот фотографии тебе по пути покажу.

– Не нужно, – голос меня не слушается, я чувствую, что если она сделает это, то с ней случится что-то плохое.

– Прошу тебя, НЕ НАДО, – громко говорю я, и на меня оглядываются.

– Стоп, – мягко поднимает она руку.

– Вот за это тебя и любят, – улыбается она.

– Каждая чувствует себя с тобой Самой Опекаемой и Любимой, – говорит она.

– Но только когда с тобой, а это бывает редко, верно? – спрашивает она.

– Не нужно, – говорю я.

– Стоп, – поднимает она руку снова.

И становится похожа на решительную, пухлую, знающую себе цену Блондинку, которую я когда-то закадрил. Что же. Я всегда доверял женщинам, а вот внутренний голос меня обманывал. Ладно. Мы поднимаемся, идем, но не к ней, а в больницу.

– Я потом провожу тебя домой, – говорю я.

– Будешь шататься, блин, – говорю я.

– Ты милый, – улыбается она.

– Я знаю, – знаю я.

– Давай сначала ко мне, – предлагает она.

– Нет, – говорю я. – Говорю же, провожу.

– Спасибо, – говорит она.

– Иди на хер, – говорю я.

– Мммм, – говорит она. – На твой?..

А, ну что мне стоит быть нормальным? Как все? Я бы носил эту женщину на руках. Я плачу, и она обнимает меня. Обнявшись, мы идем и идем. Под ноги нам падают серые листья, и я вспоминаю, что уже осень. Мы идем, а потом приходим, и я жду в коридоре. Внутренний голос не обманывает меня. Первый раз в жизни.

Оля умирает от безобидного наркоза.

Легавый трясет врача, медсестер, и всю больницу, и меня – на всякий случай. Трясет по-настоящему: кто-то увольняется, кто-то – а именно тот самый врач, – не выдержав потрясений, пытается надышаться хлороформом, но его откачивают. Все чисто. Перед операцией ее даже проверили на совместимость с наркозом. Что-то в организме просто не сработало на этот раз.