Времени нет - [48]

Тогда прокуратор возгласил:

– Выпьем! И долой притворство! Не пристало будущей царице вести эти бабьи игры! – видимо, он ожидал реакции на свои слова, но Орит не поняла намека. Не дождавшись проявления удивления или хотя бы интереса, прокуратор продолжил. – Ты будущая царица Самарии. Я хочу стать твоим другом, поэтому я добился в Риме для тебя этого титула, который ты сможешь передать своим потомкам. Не благодари. Им там в Риме все равно, какой титул носит правитель территории, если он лоялен центральной власти. Мне показалось, что «царица Самарии» звучит неплохо…

– Стать другом? – спросила она, подняв голову и глядя ему прямо в глаза. Крылья ее носа пришли в движение, как это обычно происходило, когда Орит уже не сдерживала волнения. – Ты хочешь стать мне другом после того, как убил моего отца?

– Мне нравится, что ты стала искренней наконец! – прокуратор засмеялся, отхлебнул из своего кубка и поставил его на стол. – Только так мы сможем сблизиться.

Он встал и принялся прохаживаться перед Орит, то ли придя в волнение, то ли для того, чтобы размяться после многочасового возлежания.

– Пойми! Твоего отца и ваших соплеменников убил не я, а сама история. Нельзя вставать на пути цивилизации и просвещения. Великий Рим несет свет варварским племенам, но невежество ослепляет и лишает способности разглядеть его… Поверь мне, так было много раз: уже через поколение пелена падет, и ваши дети смогут по достоинству оценить великий дар. Поймут, какие преимущества дает им империя.

Орит внимательно смотрела на прокуратора и, казалось, внимала его словам, но когда он повернулся к ней спиной, совершила то, зачем пришла. Открыла перстень и сотню раз отрепетированным движением опрокинула яд в кубок Пилата. Порошок, попав в вино, тихонько зашипел, чуть вспенив напиток. Через мгновение на поверхности не осталось и следа.

Прокуратор подошел к своему ложу и снова с прилег на него. Он посмотрел на Орит долгим взглядом и задумчиво промолвил:

– Мне говорил один мудрец: не надо ни мстить, ни роптать. На все воля божья… Люби врагов своих… или что-то в этом духе. А эти идиоты его – на крест! А того не понимают, что учение его лучше всех существующих доселе для укрепления государственной власти пригодно…

Прокуратор снова взял свой кубок. У Орит заколотилось сердце. Он медленно поднес кубок к губам, не сводя глаз с самаритянки. Она выдержала его взгляд… Но Пилат осторожно понюхал вино и со стуком отставил от себя кубок. Немного выплеснулось, и одна капля попала ему на руку, он быстро вытер кисть о тогу.

Орит поняла, что он обо всем догадался. Но как?! Волна паники захлестнула ее, казалось, она не смогла бы теперь пошевелиться. Это был страх не за свою жизнь – она давно приучила себя к мысли, что скорее всего погибнет после осуществления своего плана. Она испугалась, что погибнет зря, а это чудовище продолжит жить и наслаждаться жизнью.

– Я ожидал чего-то подобного… – угрюмо произнес прокуратор. – Хочешь знать, что тебя выдало? Зрачки. Из прозрачных твои глаза стали черными, когда я поднес яд к губам. Так проявляет себя страх. И не кори себя: ни один храбрец не может этим управлять.

Орит молчала.

– Как ты думаешь, если бы было так просто убить представителя высшей власти, что сталось бы с империей? С моей стороны это было бы очень безответственно – позволить отравить себя какой-то иудейской девчонке…

– Я самаритянка, а не иудейка! – возразила она, уже собравшись с духом. Поняв, что разоблачена, она вдруг почувствовала уверенность.

– Да какая разница? Са-ма-ри-тяне… – он скривился так, как будто само слово было кислым. – Чуть больше упрямства, чуть меньше благоразумия. За это вас даже иудеи не любят… – слово «иудеи» он прозвучало так, как будто выплюнул что-то горькое.

Он придвинулся к Орит и изображая сочувствие заговорил:

– Я знал, что ты не сможешь понять истинный смысл моих поступков и согласилась прийти только для того чтобы отомстить. Но я надеялся на твой здравый смысл, думал, сумею объяснить тебе, что настоящий правитель – всего лишь слуга своего народа, который обязан обеспечивать его процветание и безопасность, даже если подчас приходится принимать жестокие и непопулярные решения. Так крестьянин без жалости выпалывает плевелы, среди которых попадаются весьма красивые цветы, дабы не мешали они всходам будущего урожая. Для тебя все еще есть выбор, Орит. Пойми, облегчить жизнь своему народу важнее мести.

Орит хотела возразить, что подобные демагогические умозаключения могут обмануть только невежд. На нее же они не действуют, поскольку ей хорошо известны истинные мотивы преступлений зарвавшихся политиков, любой ценой цепляющихся за власть. Ибо знают, что, лишившись ее, рискуют они потерять не только положение, но и саму жизнь. Ею придется заплатить за те самые погубленные цветы, которые по высшему замыслу и есть урожай. Но также прекрасно понимала она и абсолютную бесполезность подобных дискуссий с циничным негодяем. Поэтому промолчала.

Пилат принял ее молчание за согласие и продолжил уверенно:

– Подумай. Я даю тебе еще один шанс. Сейчас тебе придется принять решение так быстро, как никогда в жизни. С момента, когда замолчу, должно пройти не более минуты, после чего ты либо соглашаешься стать моим союзником, и мы проводим ночь как близкие… очень близкие друзья. Затем ты возвращаешься к себе и становишься царицей. Будешь самаритянской Клеопатрой, а я – твоим Цезарем, – он ухмыльнулся, довольный этой аналогией. Потянулся было к вину, но тут же отдернул руку. – Если же ты не согласишься, я удалюсь, но, поверь мне, найдутся люди, которые с удовольствием помогут тебе весело провести время до рассвета… А утром я полюбуюсь как с тебя сдерут кожу, а потом прикажу выставить то, что от тебя останется, вялиться на солнце.