Времени нет - [46]

Когда Карло встал, чтобы выйти из кабинета, «Буратино» пламенел индикатором «Стыд/позор». В кабинете операторов, через который проходил начлаб, на стене весела распечатка: «Человек должен не выдумывать себе бога, а сам стать творцом». Это была цитата из речи, которой «папа Карло» как-то вдохновлял коллектив своей лаборатории на труд и на подвиг.

Двенадцать лет пролетели как один день.

«Времени нет, – говорил «Буратино», – обладатель совершенной памяти и воображения может воссоздать у себя в сознании любой момент жизни.» «Папа Карло» научился у него не наблюдать за бегом четвертого измерения…

«Буратино» обрел зрение и довольно приятный хоть и механический голос. Научился виртуозно управлять баллистическим и лазерным оружием, а также делать правильные выводы на основании надежных предпосылок. Между прочим предрек несколько моделей апокалипсиса: третью мировую ядерную войну, порабощение людей восставшими машинами, уничтожение человеческого рода вирусом. Психологи определяли у него параноидальную акцентуацию, что, возможно, было не совсем лишним для ИИ призванного увеличить эффективность средств ПВО.

В начале девяностых кругом стали один за другим закрываться институты. Ученые оказывались кто за границей, кто в запое. Генерал КГБ, курирующий лабораторию, утешал:

– В стране херня творится, но ты, Антон Сергеич, не переживай. Как работал, так и будешь работать. Сам посуди: кто ж твой проект прикроет? Демократы эти бляди, конечно, но не такие дураки – страну без защиты оставлять.

Однако он оказался неправ. В один прекрасный момент в каморку папы Карло вторглись люди в штатском и именем тарабарского короля все опечатали… Лаборатория была расформирована под предлогом неактуальности направления; кто-то наверху решил, что американские «звездные войны» – блеф, борьба с которым не стоит свеч. Этот кто-то оказался провидцем; через пару лет программа СОИ была закрыта ввиду ее чрезвычайной сложности и дороговизны. Но какое к этому, черт их раздери, имела отношение разработка ИИ?! У «Буратино» могло быть великое множество других вариантов применения кроме военных. Видимо, с тех пор стране просто стал не нужен интеллект, ни искусственный, ни естественный…

– Василий Степанович, а что же теперь с «Буратино» будет? Заморозят… или на свалку? – в отчаянии спросил Антон Сергеевич, когда генерал-куратор пригласил его к себе, на Лубянку, чтобы попрощаться.

– А вот это не нашего с тобой теперь ума дело, – проворчал уже не такой подтянутый как раньше старик. Потом смягчился. – Мы свое дело сделали. Другие товарищи теперь им занимаются. Ты главное про подписку о неразглашении помни… Выпьешь со мной?

Антон Сергеевич вопреки обыкновению согласился.

Обнимая на прощанье, генерал шепнул:

– Ты, знаешь, сам виноват… Есть мнение, что он шибко умный у тебя получился…

– Да он же правильные все выводы сделал! Уже год не пророчит и не проповедует… —запричитал было Антон Сергеевич.

– Все-все. Поздно уже… – и «Карабас-Барабас» даже немного подтолкнул бывшего «папу Карло» к двери. И было непонятно, почему «поздно»: то ли поздно что-то менять в судьбе Буратино, то ли потому, что за окнами печально знаменитого здания давно сгустились сырые осенние сумерки.

Так Папа Карло стал не нужен стране. Антону Сергеичу предложили должность старшего научного сотрудника в лаборатории, которая занималась какой-то арифметикой. Он взбрыкнул. Подал заявление об увольнении, его оскорбительно легко подписали. Отобрали госдачу и закрыли выезд из страны на десять лет. Последнее обстоятельство лишило его возможности включиться в позорный процесс недержания мозгов и уехать из страны. В отчаянии он попросился в университет, который он некогда заканчивал, и получил копеечную должность начальника ВЦ.

Первая волна инфляции в одночасье обесценила все семейные накопления. Жена, которая стоически поддерживала его, пока он делал успешную карьеру, тяжело переносила бытовой дискомфорт. Она чахла и постоянно пребывала в депрессии. Пробовала работать, но ей не понравилось. Однако отказать себе в живом звуке она не могла и продолжала ходить на музыкальные представления, правда, из-за стесненности в средствах одна, без Антона Сергеича. Через полгода мытарств она не выдержала и ушла к пожилому банкиру, с которым познакомилась на симфоническом концерте.

Старая жизнь, в которой все было надежно и ясно, кончилась.

XI

Пир, который устроил Понтий Пилат для всей Кесарии и ее гостей на рыночной площади в честь окончания игр, был гомерически роскошен – под стать самим играм.

Вина лились реками всех оттенков от прозрачных желтых до опалесцирующих черных. Запеченные целиком телячьи, кабаньи и бараньи туши крутились на вертелах, истекая горячим жиром. Кур, уток и гусей били сотнями. Непосредственно к столу прокуратора зажарили и подали в перьях с десяток павлинов, пяток страусов, трех белых лебедей и даже одного черного. Дичь и рыба представляли всю съедобную фауну обширной империи от германских северных лесов до африканской саванны. Закускам, как традиционным, так и самым экзотическим, являющим собой лучшие кулинарные творения сонма стран, объединенных под властью Рима, и вовсе не было счету. Поданными на пиру колбасами и окороками можно было выложить дорогу от Кесарии до самого Вечного Города, а пущенными на гарниры овощами и фруктам украсить ее обочины. Рабыни в новых тогах сбились с ног, унося пустые блюда и подтаскивая полные.