Времена и люди. Разговор с другом - [54]
Бельский не отвечал. Он сидел молча, обеими руками подперев подбородок, раздумывая. Спустя минуту он сказал как бы нехотя:
— Дела Новинска и не мои и не твои. Этого трогать нельзя.
Ветлугин встал:
— Вы разрешите, товарищ генерал, я завтра заеду к вам в штаб?
Бельский взглянул на него с сожалением:
— Уходишь? Уходи. — Он откашлялся, покрутил головой. — Не так я себе, Ветлугин, нашу встречу представлял. Понимаешь, не так. Но можно и так. Только лучше, чем со мной, тебе нигде не будет. Ты не назад смотри, а вперед. Понял или не понял? Ну а не понял, так поезжай в корпус, порасспроси там о Бельском. Заодно не забудь узнать, как здоровье генерал-лейтенанта Шаврова… Опять не понял?
— Нет, кажется, теперь понял… — ответил Ветлугин.
— Кажется? — Бельский покрутил головой. — Василий! Проводи начальника.
Вошел Василий и со своей обычной хитроватой усмешкой взял под козырек и открыл дверь.
7
Иван Алексеевич работал над своей статьей очень медленно. Куда только девался темп, в котором он начал дело! Все изменилось. За это время он научился сверять каждую строчку с документами и рассказами однополчан. Это всего больше походило теперь на работу следователя. Он перестал верить своим впечатлениям и принимал во внимание только факты.
В ноябре он снова побывал в дивизии Северова. В оперативном отделении майора Федорова встретили как старого знакомого, поставили отдельный столик и выдали под расписку старые штабные карты, в которых он так нуждался. Все вместе ходили в жарко натопленную столовую, и дежурный шницель показался Ивану Алексеевичу необыкновенно вкусным.
Потом снова уселись за работу, и Шевченко подал шутливую команду: «Тишина — залог здоровья».
Иван Алексеевич так был погружен в дело, что не расслышал рапорта дежурного по штабу и вскочил уже тогда, когда все встали: в комнату быстро вошел Северов.
— Здравствуйте, товарищи, садитесь, пожалуйста.
И сразу же уперся взглядом в Ивана Алексеевича.
— Майор Федоров, — пояснил Шевченко. — С разрешения начальника штаба дивизии. Он пишет одну работу…
— Так, так, отлично, отлично.
Иван Алексеевич за войну всего только один раз видел Северова: не то ордена вручали, не то был какой-то дивизионный праздник у соседей. Северов тогда выглядел очень свежо, как налитое яблоко, румяный, стройный.
«Здорово он сдал, — думал Иван Алексеевич. — Потучнел, а это никому не хорошо… И такие две опасные залысины. У него и так лоб большой и крутой, а теперь…»
— Отлично, отлично, — повторил Северов и вплотную подошел к Ивану Алексеевичу: — Стало быть, наука?
— Так точно, товарищ генерал.
— И что конкретно имеется в виду?
— Новинская операция, товарищ генерал.
— Тоже неплохо… — Северов засмеялся, как показалось Ивану Алексеевичу, несколько искусственно. — Имеется концепция, нужны факты?
— Так точно, товарищ генерал, — бодро ответил Иван Алексеевич, не очень задумываясь над вопросом командира дивизии.
— «Так точно», «так точно»… — повторил Северов, взял стул, сел на него верхом и внимательно взглянул на Ивана Алексеевича. — Нет, увольте, не понимаю. И никогда не пойму. Я, ей-богу, уважаю науку, преклоняюсь перед ней, но что же это такое происходит? Где-то там в центре, я имею в виду центр научный, изобретается концепция, ну что-нибудь вроде изменения в применении, но так просто ведь никто ничему не верит, нужны факты. И вот тогда-то к нам, то есть в армию. В армии фактов всегда много. Есть факты и за вашу концепцию, есть и против — в пользу другой. Вот у вашего предшественника была разработана по всем правилам науки одна тема для защиты докторской диссертации… Шевченко, ты, наверное, помнишь название? Отставить, не в названии дело. А дело, по-моему, в том, что надо сначала в армию, потолкаться, разобраться, с фактами познакомиться, а потом уже за концепцию. И сколько же вам времени на задание отпущено?
— У меня, собственно, нет никакого задания, — начал Иван Алексеевич. — Я…
— Извините, товарищ генерал, — решительно вмешался Шевченко, чувствуя, что недоразумение затягивается. — Иван Алексеевич Федоров ветеран нашего корпуса. Он по доброй воле взялся кое-что написать, а я считал своим долгом ему помочь.
Иван Алексеевич увидел, как быстро изменилось выражение лица Северова.
— Экий я, право… — сказал он с досадой. — Вот уж, действительно, не суйся в воду, не зная броду. А брод здесь, перед самым носом. Ну, вы меня для первого знакомства извините, — и Северов протянул руку Ивану Алексеевичу.
— Да я раньше хотел сказать, товарищ генерал, — засмеялся Шевченко. — Но вы так интересно…
— Смейтесь, смейтесь, — перебил Северов, — я это заслужил… Но все же сознайтесь, пусть не по адресу, а все же прав. Не может теория рождаться умозрительно, тем более военная. Как вы думаете? — спросил он Ивана Алексеевича.
— Так точно, товарищ генерал.
— Ну, это вы оставьте, я теперь вашего «так точно» боюсь. Подвели вы меня, — прибавил он, улыбаясь. — Так, значит, Новинская операция? Это очень хорошо. Но вы мне скажите: почему я вас не помню? Вы где работаете? В штабе корпуса?
— Нет, товарищ генерал. Я командую батальоном. Сосед ваш.
— У генерала Бельского? — Едва заметная тень легла на лицо Северова, согнала улыбку. Он, кажется, хотел что-то сказать, но промолчал, раздумывая. Потом начал, как с новой строчки: — Так, пожалуйста, пожалуйста, продолжайте работать. Но… но разве еще не все победные реляции собраны воедино?
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
Александр Ковинька — один из старейших писателей-юмористов Украины. В своем творчестве А. Ковинька продолжает традиции замечательного украинского сатирика Остапа Вишни. Главная тема повестей и рассказов писателя — украинское село в дореволюционном прошлом и настоящем. Автор широко пользуется богатым народным юмором, то доброжелательным и снисходительным, то лукавым, то насмешливым, то беспощадно злым, уничтожающим своей иронией. Его живое и веселое слово бичует прежде всего тех, кто мешает жить и работать, — нерадивых хозяйственников, расхитителей, бюрократов, лодырей и хапуг, а также религиозные суеверия и невежество. Высмеивая недостатки, встречающиеся в быту, А. Ковинька с доброй улыбкой пишет о положительных явлениях в нашей действительности, о хороших советских людях.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.