Времена и люди. Разговор с другом - [53]
— Да я по делу, товарищ генерал. Был в полку у Камышина и вот решил на обратном пути…
— Василий, — сказал Бельский, не слушая Ветлугина. — Прибор полковнику!
За круглым столом кроме Бельского сидели Рясинцев, Василий и стряпуха Липа Ушакова, рыженькая девчонка с влажными черными глазами, страшно раздобревшая за последние полгода.
— Джек увидел их, — сказал Василий, показывая на Ветлугина, — и лаять перестал… Какая умная собака!
— Ладно, ладно, — заворчал Бельский. — Налей-ка полковнику стопочку. На смородиновом листе, знаменитая!
— Да нет, не надо, я сыт, — сказал Ветлугин, хотя был голоден. Да и выпил бы он с удовольствием, потому что промерз в «виллисе».
Какая-то странная, еще не осознанная и вообще не свойственная ему брезгливость мешала Ветлугину сесть ужинать. Он недружелюбно поглядывал и на совиное лицо Рясинцева, и на Василия, и на Липу, и даже на Джека. Сколько раз во время войны он видел Бельского в окружении все тех же «домашних» и попросту не обращал на них внимания. Нужно было переговорить с Бельским, и он подсаживался и, жуя какой-то «пыж», на скорую руку приготовленный Липой, рассказывал суть дела.
А сейчас эта мирная картина показалась ему безобразной. «Неужели же каждый вечер все с Васькой да Липой?» — подумал он недовольно.
Возможно, что Бельский понял его настроение. Он чуть махнул рукой, и Рясинцев, Василий и Липа мгновенно исчезли, словно на них дунули.
Отодвинув банку со шпротами и навалившись животом на стол, Бельский спросил:
— Как жизнь, Дмитрий Константинович? Отпуск еще не кончился, а уже разъезжать начал! Я вижу — много энергии накопил?
— Да, поднакопил, — улыбнулся Ветлугин. — Но я нигде особенно и не побывал. Только в политотдел зашел да нынешний день провел у Камышина в полку. Очень нехорошо получилось с Балычевым. Я имею в виду приказ о демобилизации подполковника Балычева. Мне это кажется…
— Балычева знаю, — перебил его Бельский. Он поковырял вилкой в шпротах, хотел подцепить рыбку, но раздумал. — Только я здесь при чем? Политотдельские кадры — это разве мое дело? Поезжай к Маричеву в корпус или поезжай в округ. Не мне тебя учить. Нужен тебе Балычев? Да будет так. Аминь.
— Приказ ведь подписан. Балычев уже не в армии, и ясно, что перерешить никто ничего не может. Нет, это дело решенное…
— Ну, так и в полк тогда скакать не стоило…
— Мне кажется, стоило. Хотя бы для того, чтобы узнать о причинах демобилизации Балычева.
— Ты же его в политотделе видел, — сказал Бельский, зевнув.
«Бесподобно налажена информация», — подумал Ветлугин и сказал:
— Да. И Балычев был в очень тяжелом настроении.
— Ска-а-а-жите пожалуйста, в тяжелом настроении…
Бельский прищурился, еще раз потрогал вилкой шпроты, вынул рыбку и положил на кусочек хлеба.
— Ничего не поделаешь: демобилизация! Такой перио́д, — сказал Бельский, шутливо делая ударение на последнем слоге.
— Действительно период сложный, ответственный, — серьезно ответил Ветлугин. — От него многое зависит.
— Высвобождается рабочая сила для хозяйственников, — продолжал Бельский, с аппетитом прожевывая рыбку.
— Решаются судьбы тысяч и тысяч людей, — возразил Ветлугин. — Сейчас, как никогда, надо бережно относиться к людям. У меня создалось ясное впечатление, что от Балычева хотели избавиться.
— Дурака валяет твой Балычев, — ответил Бельский сердито. — Демобилизация! Все там будем… Может быть, у него с Кирпичниковым контры?
— Кажется, это не причина, а следствие. Насколько мне известно, все началось с комбата Федорова. Балычев его поддерживал.
— Было, было и это… — спокойно подтвердил Бельский и, налив водки в рюмку из цветного стекла, взглянул на свет. — Может, все же составишь компанию?
— Давайте, выпью, — сказал Ветлугин. И, не дожидаясь Бельского, налил себе и выпил. — Вы говорите «было», товарищ генерал. Мне кажется, не только было, но и есть. Я изучал… Виделся в полку с разными людьми, беседовал и с Федоровым, и с другими офицерами. Кто решил, что лучше помалкивать, кто открыто недоволен.
— Мною? — спросил Бельский щурясь.
— Недовольны тем, как прошел разбор учений, недовольны дискуссией. Говорят, Федорова не раскритиковали, а отмели с порога.
— А ты за недовольных? — спросил Бельский. — Смотри пожалуйста, какой добренький явился. У генерала рука тяжелая, а у него легкая. Так, что ли?
— Нет, не так. Просто я думаю, что само дело серьезное: критика наших действий под Новинском. Вопросы взаимодействия с артиллерией и танками очень важны…
— Действие! Взаимодействие! Извини, Дмитрий Константинович, но в этом ты не понимаешь.
— Нет, это я понял…
— А я говорю, что ты этого не понимаешь, — повторил Бельский, чуть повышая голос. — Да и не можешь понять.
— Но позвольте, товарищ генерал, я…
— Кончен разговор, кончен! — крикнул Бельский. — Раз и навсегда: я в твои дела не лезу, ясно? Тебе Кирпичников не нравится? Гони его, гони куда хочешь и как хочешь. Мне он самому надоел, видеть не могу: постник, баптист какой-то. Сам решай, что с ним делать. Но в мои дела я тебя не пущу, это ты запомни сразу.
— Не могу с этим согласиться и не соглашусь никогда, — сказал Ветлугин. — Да я надеюсь, что и вы так не думаете, а говорите сгоряча. Как это — «ваши дела» и «мои дела»? Вы командир дивизии, и мы все и я подчиняемся вам, и все наши политотдельские дела — ваши дела. Но скажите мне, какой же я партийный работник, если я не буду знать существа военного вопроса, если я не буду им заниматься?
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
Александр Ковинька — один из старейших писателей-юмористов Украины. В своем творчестве А. Ковинька продолжает традиции замечательного украинского сатирика Остапа Вишни. Главная тема повестей и рассказов писателя — украинское село в дореволюционном прошлом и настоящем. Автор широко пользуется богатым народным юмором, то доброжелательным и снисходительным, то лукавым, то насмешливым, то беспощадно злым, уничтожающим своей иронией. Его живое и веселое слово бичует прежде всего тех, кто мешает жить и работать, — нерадивых хозяйственников, расхитителей, бюрократов, лодырей и хапуг, а также религиозные суеверия и невежество. Высмеивая недостатки, встречающиеся в быту, А. Ковинька с доброй улыбкой пишет о положительных явлениях в нашей действительности, о хороших советских людях.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.