Времена и люди. Разговор с другом - [52]
— Товарищ начальник, — обратился Кирпичников к Ветлугину, пожимая плечами и этим движением как бы перекладывая ответственность на начальника политотдела.
Но Ветлугин молчал. Балычев, козырнув, взялся за ручку двери.
— Мне очень жаль, — сказал Кирпичников, — что вы от нас уходите с таким осадком. Поверьте, что в вас говорит личная обида. А это давно пора бросить. За порогом этой комнаты для вас начинается другая жизнь, пора подумать о своих делах…
Балычев резко повернулся:
— «О своих делах! О своих делах!» — повторил он с горечью.
— Подожди. Пойдем вместе. Я тебя провожу, — сказал Ветлугин.
«На «ты»? — подумал Кирпичников. — Я этого не знал. Или это… экспромтом?»
Он подошел к окну и слегка приоткрыл штору. Падал мокрый снег. На улице, слабо освещенной одним-единственным фонарем, было темно и пустынно.
«Долго спускаются, — озабоченно думал Кирпичников. — Ведь всего один лестничный марш… Очень долго…»
И как раз в эту минуту он их увидел. Перешли на другую сторону улицы, стоят, разговаривают, снег им не помеха. Сквозь мокрые стекла трудно что-нибудь разобрать. Кажется, остановились у дома Бельского. Неужели?.. Нет, прошли мимо…
«Товарищ начальник, что же вы не зашли? — мысленно приглашал он Ветлугина. — Генерал вас ждет. Товарищ начальник, что же вы?»
Все эти восемь месяцев Кирпичников думал, что вот придет день, когда вернется начальник политотдела Дмитрий Константинович Ветлугин. Он с тоской думал об этом дне и с острой завистью представлял себе, как в доме, который стоит как раз напротив политотдела, Бельский беседует со своим заместителем.
Но не только одной тоскливой завистью было заполнено это время. Были и душевные взлеты, были и надежды. Болезнь Ветлугина могла бы принять, как это говорится, другой, впрочем вполне естественный оборот. Но и в случае выздоровления Ветлугин мог выйти в отставку. Или он мог, что было всего вероятнее, получить назначение в другую часть. Наконец, и Бельский мог за это время оценить по заслугам Кирпичникова и в дальнейшем ходатайствовать об утверждении его в должности начальника политотдела.
Честолюбивым мечтаниям Кирпичникова не суждено было сбыться. А ведь он был не менее честолюбив, чем Бельский. Разница между ним и Бельским заключалась в том, что командир дивизии любил внешние проявления власти, шум власти, борьбу, которую он вел со своими подлинными и воображаемыми противниками. Для Кирпичникова же вся эта звонкая мишура не имела никакого значения. Сознание подлинной власти было ему дороже всего.
«Неужели же теперь, после возвращения Ветлугина в дивизию, все кончено? — спрашивал себя Кирпичников — Неужели же эти восемь месяцев прошли зря?»
Аккуратно задернув штору, он убрал в стол серенькую папку, выбросил в мусорную корзинку окурки из пепельницы и стал устраиваться на покой. Кирпичников частенько оставался на ночь, если этого требовали дела. Сегодня дела этого не требовали, но ему хотелось побыть одному в кабинете. Одному в своем кабинете!
Позади трюмо стояла раскладушка, он вытащил ее и устроил себе постель. Когда он потушил свет и лег, вспомнил Ветлугина и Балычева, стоящих возле дома Бельского, и улыбнулся: нет, не могли пройти зря эти восемь месяцев!
Ночью он проснулся, снова вспомнил Ветлугина и Балычева и снова улыбнулся своим мыслям.
6
Дверь Ветлугину открыла Лена.
— Я, папа, тебя решительно не понимаю. Ведь ты сказал, что пойдешь погулять, и ненадолго…
— Пожалуйста, не ворчи, — сказал Ветлугин, невольно улыбаясь деловому тону дочери. — И вообще это не твое дело. Выйдешь замуж, тогда ворчи на своего несчастного мужа.
— Я? Замуж? — Лена фыркнула. — Ты лучше скажи: ужинать будешь? Мама уже легла…
Ветлугин снова засмеялся:
— Завари-ка мне чаю покрепче.
До глубокой ночи он просидел над чтением балычевских донесений, рапортов и памятных записок, а утром позвонил Кирпичникову и попросил машину.
— Слушаюсь, товарищ начальник, — бодро ответил Кирпичников. — В полк к Камышину, товарищ начальник?
— Да… в полк.
«Соображает, что к чему», — подумал Ветлугин и даже подозрительно оглянулся на зеркало, словно и отсюда могли вынырнуть костлявые плечи Кирпичникова.
В полку он заночевал и только на следующий день к вечеру вернулся в Верески. Было уже около десяти, когда он остановил машину возле дома Бельского.
— Не ждите меня, — сказал Ветлугин шоферу. — Здесь близко, и я отлично сам доберусь домой. — Он быстро поднялся на крыльцо и позвонил.
Густо залаяла собака, знаменитый Джек, огромный желтый беспородный пес, которому Бельский спас жизнь, вытащив из горящей овчарни. Они привязались друг к другу, и всю войну Бельский таскал Джека сначала в своей потрепанной «эмке», потом в роскошном «опель-адмирале».
Дверь открыл, держа собаку за ошейник, Василий. Увидев незнакомого человека, Джек свирепо зарычал, но вдруг, видимо, что-то вспомнил, заскулил по-щенячьи и подполз к Ветлугину на животе.
— Дома генерал?
— Дома, дома… — радостно ответил Василий, снимая шинель с Ветлугина и стараясь не задеть его больную руку. — Только ужинать сели… Пожалуйте к нам, товарищ полковник, — и он распахнул дверь в комнату.
— О-о!.. — сказал Бельский. — Давай-ка, давай-ка сюда, вот это хорошо, это мне нравится. А почему один? Где Софья Николаевна?
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
Александр Ковинька — один из старейших писателей-юмористов Украины. В своем творчестве А. Ковинька продолжает традиции замечательного украинского сатирика Остапа Вишни. Главная тема повестей и рассказов писателя — украинское село в дореволюционном прошлом и настоящем. Автор широко пользуется богатым народным юмором, то доброжелательным и снисходительным, то лукавым, то насмешливым, то беспощадно злым, уничтожающим своей иронией. Его живое и веселое слово бичует прежде всего тех, кто мешает жить и работать, — нерадивых хозяйственников, расхитителей, бюрократов, лодырей и хапуг, а также религиозные суеверия и невежество. Высмеивая недостатки, встречающиеся в быту, А. Ковинька с доброй улыбкой пишет о положительных явлениях в нашей действительности, о хороших советских людях.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.