Времена и люди. Разговор с другом - [56]
— Что ж, и Москва не сразу строилась, — сказал Северов, — будет и у вас библиотека. Нам, военным, без этого нельзя. И послушайте моего совета — покупайте книги о войне. Вы не замечали — у настоящего, у хорошего инженера всегда найдете интересную книгу по его специальности, у архитектора — обязательно искусство Эллады, и Возрождения, и Киевской Руси, а нам, военным, неужели наше дело так надоело, что и читать о нем не хочется? Надо знать историю войн. И как дубинкой воевали, и как катапульты строили, а потом все ближе и ближе к физике. Я, когда новое вооружение получаю, хочу знать, кате эта штука сделана и что тут принципиально нового.
— Я люблю путешествия, — сказал Иван Алексеевич, вдруг совершенно против своей воли покраснев до слез.
— Путешествия? — переспросил Северов. — Путешествия? Значит, вы хороший человек! Да, да! Давние мои наблюдения: кто читает и перечитывает Стэнли, и Ливингстона, и Пржевальского, и Миклухо-Маклая, тот обязательно или хороший человек, или станет им. Да, так что у вас там за работа? — спросил Северов без всякого перехода. Тон был обычный, деловой, привычно-начальственный, но улыбка еще освещала его лицо. — Вы сказали — «Некоторые уроки Новинской операции»? Что вы имеете в виду? И почему вы этим занялись? Вы уже печатались где-нибудь?
— Нигде и никогда. Да я и не собираюсь.
— Вот оно как! Категорично! Тогда, собственно…
— Товарищи мне посоветовали заняться этой… этой работой, — сказал Иван Алексеевич. Он считал бестактным и прямо невозможным рассказывать Северову, с чего все началось, — о разносе и тем более о теоретической конференции. — Так… в часы досуга…
— А! В часы досуга… Так, так, отлично, отлично… И много уже сделано?
— Только тезисы. Школьная привычка: без тезисов никуда, — сказал Иван Алексеевич, чувствуя, что снова краснеет.
— Может быть, покажете мне?
— Я был бы очень обязан… — Иван Алексеевич поспешно открыл свой планшет.
— Вот так тезисы — восемь страниц! Славно, вы поработали.
— Развернутые, товарищ генерал.
— Ну, сегодня мы ничего с этим не сделаем. Приезжайте ко мне через неделю. Прочту… в часы досуга.
— Очень вам благодарен!
— «В часы досуга, в часы досуга», — повторил Северов. — А где он, этот досуг? У солдата он, точно, есть. Определен в распорядке дня. И вы сами строго следите, чтобы солдатский досуг соблюдался неукоснительно. А у наших офицеров? Ну, я сам кое-как верчусь — все-таки генерал — не успел сделать, так кому-нибудь поручу. А командир батальона, а командир роты? Я до войны командовал батальоном. Все на памяти. Чуть что — «Товарищ капитан!». Надо строгий приказ издать, чтобы запретить беспокоить офицера по пустякам. Ведь сейчас так — ежели свет в окне, так и старшина тут как тут: «Разрешите доложить!» Торопитесь, торопитесь домой, меня же и будете ругать, — говорил Северов, взяв Ивана Алексеевича за плечи и тихонько подталкивая к выходу.
На станции Иван Алексеевич взглянул на часы и ахнул: только что ушел поезд, теперь ждать около двух часов. Ему стало жаль и себя и Тамару, и он остановил грузовую машину. В кабине уже кто-то сидел, и Иван Алексеевич приехал в Верески вместе с бочками квашеной капусты.
— Молодец, что вовремя поспел, — похвалила его Тамара. — Я билеты в кино взяла. А что это от тебя рассолом пахнет? Ты где был?
— У генерала Северова, — ответил Иван Алексеевич. — Сейчас все расскажу.
— И чесноком закусывал? Что-то странно мне…
— Ладно, Томка, — отмахнулся он. — Послушай лучше о Северове. Я думаю, ему, наверное, еще сорока нет, совсем еще молодой генерал…
Северову действительно еще не было сорока. Все звания, должности и ордена, которые получил Шавров за четверть века, Северов получил за четыре года. Принято в таких случаях говорить, что человек начал «безвестным капитаном». В отношении Северова это было совсем не так. Он был у себя в части человеком известным — известным своей работоспособностью и неутомимостью. Трудно сказать, как судило начальство о его талантах, но все признавали его упорство и трудолюбие. Знали, что он после работы спал часа два-три, а потом всю ночь занимался, готовился в академию (вечером это было невозможно — в коммунальной квартире насчитывалось в общей сложности пятнадцать детей). Знали и про утренние гантели, и что после гантелей следует ведро ледяной воды.
Этого капитана Северова — великого труженика и веселого человека — знали многие. И когда началась война, никто из бывших его товарищей не удивился, что он далеко пошел. Война любит тружеников, и только тот, кто понял, что труд военного человека — это и есть его военный талант, только тот добивается настоящих успехов.
Северов получил звание майора в Карелии, подполковника — в Воронеже, полковника — за Днепр, генерала — за Новинск. Бельский прозвал его «счастливчиком». Еще бы! В тридцать девять лет — генерал, вся грудь в орденах, вся жизнь впереди. И находилось немало людей, которые вслед за Бельским повторяли все эти пошлости: «Счастливчик, вся грудь в орденах, вся жизнь впереди». Но они, эти люди, не дрались в карельских лесах, не переправлялись через Днепр, не штурмовали Новинск.
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
Александр Ковинька — один из старейших писателей-юмористов Украины. В своем творчестве А. Ковинька продолжает традиции замечательного украинского сатирика Остапа Вишни. Главная тема повестей и рассказов писателя — украинское село в дореволюционном прошлом и настоящем. Автор широко пользуется богатым народным юмором, то доброжелательным и снисходительным, то лукавым, то насмешливым, то беспощадно злым, уничтожающим своей иронией. Его живое и веселое слово бичует прежде всего тех, кто мешает жить и работать, — нерадивых хозяйственников, расхитителей, бюрократов, лодырей и хапуг, а также религиозные суеверия и невежество. Высмеивая недостатки, встречающиеся в быту, А. Ковинька с доброй улыбкой пишет о положительных явлениях в нашей действительности, о хороших советских людях.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.