Времена и люди - [103]

Шрифт
Интервал

Пока у тебя есть власть над волей других людей, думал Тодор, наблюдая за недавним идолом югнечан, тебя и уважают, и почитают, и боятся. Любят тебя или нет, ты все равно владеешь их душами — если не как господь бог, то по крайней мере как дьявол. Стоит выпустить бразды правления из рук, и ты становишься для них ничем, с тобой считаются меньше, чем с самым рядовым человеком. Да, в жизни надо за все платить. Забытый всеми бай Тишо, одиноко стоящий перед входом в теплицы, тоже платит. И ничем не могут ему помочь ни Марян Генков, ни другие руководители хозяйства, старающиеся поддержать его «на гребне волны». Люди не подвластны простому закону природы: мертвое всплывает на поверхность. У них другие законы, более сложные, неясные. Они немилосердны, жестоки: мертвое — на дно!

Он вздрогнул от прикосновения теплой руки: Милена. Стоит рядом, смотрит сосредоточенно.

— Тебе плохо?

— Почему?

— У тебя очень напряженное, бледное лицо.

— Думаю.

— А я ждала, ждала, надеялась, что заедешь… Потом пошла одна… с Андрейкой. Ничего? Можно и мне поглядеть, как люди радуются? У них праздник… и у тебя.

— Для меня конец одного дела.

— Для меня нет. Я человек обыкновенный, — смущенно улыбнулась она, зная, что и он вспомнил при этих словах другой их разговор, и спросила, не подвезет ли он до дому.

Когда они втроем подходили к машине, он заметил, что Голубов поклонился им издали.

Ей, не мне, пронеслось в сознании, и мгновенно созрел план. Поманив Голубова, он пригласил его в гости, сегодня вечером.

Уже невдалеке от дома она спросила, слегка покраснев:

— Он придет с женой?

— Не думаю.


Голубов явился в условленное время, и, как ожидал Сивриев, один.

Он провел его в большую комнату, «гостиную». Через несколько минут ворвался Андрейка и, завидев гостя, никак не хотел отправляться спать, пока не выглянула из кухни Милена и не увела его.

А он в это время хлопал дверцами буфета и бормотал: куда же запропастилась ракия? Была ведь! И его охи, и исчезнувшая ракия входили в предварительно разработанный план. Необходимость пойти в ресторан должна была выглядеть естественно. Бутылку сливовой он купил по дороге домой и спрятал в ветвях шелковицы. Он продумал все до мельчайших подробностей, оставалось только разыграть спектакль.

Шелковица росла под окном «гостиной», но сначала нужно было показать, что он ушел. Громко топая, пересек двор, хлопнул калиткой, а потом неслышно вернулся к дереву и тут почувствовал, что все его существо взбунтовалось против глупого, идиотского замысла. Охваченный жгучим, никогда до сих пор не испытанным стыдом, он заспешил в ресторан, откуда принес еще бутылку сливовой и сигареты.

Весь остальной вечер был бесконечно длящимся кошмаром. Он еле дождался минуты, когда гость наконец распрощался. Казалось, задержись Голубов еще чуть-чуть, и он укажет ему на дверь.

Легли, и тут Милена еще добавила к его настроению: ветеринар с женой едут в отпуск в Выршец. Почему же для него самого никогда не находится путевок?

Путевки! Путевки — пожалуйста! Времени нет. Работы завал, какой уж тут отпуск. Да что ей растолковывать! Даже если поймет, то не оправдает. И все же он чувствовал себя неловко из-за дурацкой истории с Голубовым.

— У тебя есть помощники, ты не один, — произнесла она немного погодя, и в тоне ее послышалась обида.

— Руководитель всегда в единственном числе, следовательно, один.

— Так хочется, чтоб хоть неделю-две рядом никого не было: ни крестьян, ни горожан, ни бригадиров, ни звеньевых; не вставать в шесть, не ждать до полуночи. Мечтаю о зиме, настоящей, со снегом, с морозом, чтоб вся земля кругом, насколько хватает глаз, белая, чистая, синеет, блестит…

— В качестве мечты — прекрасно. Но не вижу, как реализовать.

— Но почему? Ведь существуют отпуска…

— Когда на подъеме набрал скорость, останавливаться преступно.

— Почему преступно? У каждого есть право на отдых.

— Я знаю, что не смогу убедить тебя. Есть вещи, которые только тогда понятны, когда они в тебе самом.

— Хорошо, как хочешь. Я только хочу тебе сказать, что существует  н е ч т о, что выше всех твоих  в е щ е й. Для него не нужно ни много времени, ни денег. Не нужно ничего — или почти ничего. Оно само все. Но иногда встречаются люди, которым этого  н е ч т о  недостает.

— Что за мудрствование? Уроки деда Драгана?

В ответ послышался вздох. Стараясь не шуршать простынями, он осторожно взял ее на руки и перенес в другую комнату. Оглушила тишина, а потом комната снова наполнилась неумолчным рокотом, доносящимся из теснины Струмы.

XV

Человек, не ощущая бремени повседневных забот, не испытывает и радости жизни. Как бы ни было велико удовлетворение от полученной тобою полной свободы, ты испытываешь его недолго, и обязательно настает день, когда начинаешь понимать, что мотор стучит вхолостую. И лик общества выявляется для тебя не когда стоишь в стороне, а когда варишься в его котле, потому что, только доверяя тебе, взваливая на тебя дело, оно признаёт тебя своим равноправным членом. Если же общество начинает тебя забывать, делать вид, что не замечает тебя, значит, оно вычеркнуло тебя из своих рядов, значит, ты ему больше не нужен.


Рекомендуем почитать
Статист

Неизвестные массовому читателю факты об участии военных специалистов в войнах 20-ого века за пределами СССР. Война Египта с Ливией, Ливии с Чадом, Анголы с ЮАР, афганская война, Ближний Восток. Терроризм и любовь. Страсть, предательство и равнодушие. Смертельная схватка добра и зла. Сюжет романа основан на реальных событиях. Фамилии некоторых персонажей изменены. «А если есть в вас страх, Что справедливости вы к ним, Сиротам-девушкам, не соблюдете, Возьмите в жены тех, Которые любимы вами, Будь то одна, иль две, иль три, или четыре.


Современная словацкая повесть

Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.


Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Эта книга – современный пересказ известной ливанской писательницей Ханан аль-Шейх одного из шедевров мировой литературы – сказок «Тысячи и одной ночи». Начинается все с того, что царю Шахрияру изменила жена. В припадке ярости он казнит ее и, разочаровавшись в женщинах, дает обет жениться каждый день на девственнице, а наутро отправлять ее на плаху. Его женой вызвалась стать дочь визиря Шахразада. Искусная рассказчица, она сумела заворожить царя своими историями, каждая из которых на рассвете оказывалась еще не законченной, так что Шахрияру приходилось все время откладывать ее казнь, чтобы узнать, что же случилось дальше.


Время невысказанных слов

Варваре Трубецкой 17 лет, она только окончила школу, но уже успела пережить смерть отца, предательство лучшего друга и потерю первой любви. Она вынуждена оставить свои занятия танцами. Вся ее давно распланированная жизнь — поступление на факультет журналистики и переезд в Санкт-Петербург — рухнула, как карточный домик, в одну секунду. Теперь она живет одним мгновением — отложив на год переезд и поступление, желая разобраться в своих чувствах, она устраивается работать официанткой, параллельно с этим играя в любительском театре.


Выяснение личности

Из журнала "Англия" № 2 (122) 1992.


Сад неведения

"Короткие и почти всегда бессюжетные его рассказы и в самом деле поражали попыткой проникнуть в скрытую суть вещей и собственного к ним отношения. Чистота и непорочность, с которыми герой воспринимал мир, соединялись с шокирующей откровенностью, порою доходившей до бесстыдства. Несуетность и смирение восточного созерцателя причудливо сочетались с воинственной аналитикой западного нигилиста". Так писал о Широве его друг - писатель Владимир Арро.  И действительно, под пером этого замечательного туркменского прозаика даже самый обыкновенный сюжет приобретает черты мифологических истории.