Времена - [69]

– Да у меня половина – это бытовики, медики, воспитатели (правда, больше мужики), есть аптекарь и даже стюардесса. Все проходят обязательный медицинский контроль. Кроме того, – Василий Петрович склонился к уху повара, – ведь согласовано!

– Да чёрт с вами! Авось пронесёт! – подумал про себя старшой. – И утвердительно махнул рукой: – Праздник ваш, делайте как понимаете.

К половине первого, кроме самих студийцев, собралось уже достаточное количество гостей. Зал был необычно полон, сработала реклама. Выступления поэтов воспринимали благосклонно, не забывая отведать афишированные яства из списка блюдостихов. К часу дня на лицах гостей появилось недоумение, а к половине второго обозначился, а потом и разразился скандал. Трое деток никак не могли откашляться, в их глазах стояли слёзы, а лица выражали ужас. Пожилой мужчина с раздражением резко отодвинул тарелку, та зацепила бутылку, и оба предмета разлетелись вдребезги на кафельном полу. Молодая дама с широким вырезом декольте подавилась «золотым петушком», в холодце оказалось много мелких косточек. Две женщины пошли искать менеджера. Несколько человек заявили, что платить не собираются и будут жаловаться.

Старший повар выскочил в зал, запоздало потребовал от Василия Петровича меню, мобилизовал наличных официантов и, глядя в список, диктовал им блюда, которые необходимо было немедленно удалить.

На кухне экспертиза старшего повара показала, что, собственно, не всё изъятое несъедобно, хоть почти всё было невкусно. Значительная часть блюд и пересолена, и переперчена. Мясо пересушено. Поверхностно обозначенная в стихах рецептура привела к тому, что были использованы не те специи и не в том количестве. Кое-где перепутали продукты, так сказать, под рифму. Например, у Сени с кардамоном. Блюда в спешке и ажиотаже выставили без пробы из-за отсутствия шеф-повара.

Юбилейный праздник провалился.

* * *

… После субботнего инцидента генеральный директор решил воспользоваться случаем и избавиться от неугодного работника. Теперь причин для увольнения шеф-повара было достаточно. Управляющий умыл руки, сославшись на то, что шеф-повар оставил пост из личного интереса. Он, Виталий Романович, и вовсе не явился на собрание, хотя доля его капитала среди учредителей составляла двадцать пять процентов, вторая по величине сумма взноса. Доля отца – шестьдесят. У остальных десяти участников она была мизерной.

Шеф-повару инкриминировали прогул. Была нарушена технология и рецептура блюд, не санкционировано их изменение, не соблюдены нормы гигиены и санитарии, возросла косвенная себестоимость из-за вынужденного списания продуктов и отказа гостей платить и пр.

Алесей Абрамович как-то рассеянно выслушивал всё это. Понимал, что обвинения законны. Его удивляло поведение «присяжных»: кухонных работников, мойщиков посуды, уборщиков, охранника. Эти врали запоем. В их высказываниях не было недостатка и в прямой клевете. «Как-то странно шеф-повар, – говорили они, – манипулирует продуктами при изготовлении блюд: добавляет что-то непонятное, подливает какие-то красные соки, сыплет порошки. Причем никому не объясняет что за приправы». «Был недавно случай, – заявил охранник, – разбуянился гость, посуду бил. Ну выпил малость, да кто же не пьёт! Но ведь выпьют себе на здоровье и тихонько уходят. А этот, отчего же такой двинутый? Уверен, что его заказ сам шеф-повар готовил. Нехорошо. Подозрительно. Подмешал уж точно чего». «А уж бранится как! – заявила мойщица Ксения. – Чужой он человек, потому и не болит сердце, не сострадает простым людям».

Алексею Абрамовичу, учившемуся на повара в Бухаресте, привыкшему к культуре, честности и изысканной вежливости, такое поведение казалось странным. Ещё удивительнее было молчаливое одобрение учредителей, отсутствие какого-либо протеста у коллег, особенно со стороны старшего повара, получившего у шефа солидный мастерский курс.

Уже не слушая генерального, ставшего в позу прокурора, Алексей Абрамович вновь уставился в окно, где недавно наблюдал за цаплей. «Жестокая всё же птица, – думал он, отвлекая себя от неприятных мыслей. – Головка маленькая, мозгов мало, одно ненасытное брюхо». Он вспомнил фильм о пернатых. Орёл не съест жертву, не умертвив её. Да и другие хищные птицы тоже. Не церемонится одна лишь цапля. Он видел, как, давясь и мучаясь, цапля заглатывала огромного сома, как она ухватила за горло утёнка. Тот задыхался, дёргал лапками, она же в позе величественного памятника задумчиво держала его в клюве и не торопилась проглотить. Лишь через некоторое время всё ещё живого затолкала себе в узкое горло. Шеф-повара передёрнуло: «Акула пернатая!»

Алексей Абрамович стал машинально, как чётки, перебирать листы поэтического меню, которое ему вручили как вещественное доказательство. Генеральный монотонно читал заключение учредителей об увольнении, где говорилось о растрате, попустительстве и вследствие этого несоответствии занимаемой должности. На глаза шеф-повару попался лист со стихотворением и явно без описания рецепта:

Ему не страшно быть под колпаком,

поэт ножа он, да и маг шампура.

Иглой фехтуя, будто бы клинком,