Вредина, маг и обряд, пошедший не так! - [45]

— Что ж! Кажется, я полностью восстановился, — подытожил Эдинброг. — А что это ты так пристально на меня смотришь?

— Завидую! Тебе эта зеленая больничная рубашка идет больше, чем мне, — посетовала я. — Ну что, какой теперь план? Идем ужинать и баиньки, а с завтрашнего дня готовимся к следующему экзамену?

— Ужинать — это да, ужинать — это хорошо… — задумчиво протянул Артур. — Но готовиться начнем сейчас.

— Эм, уже девять вечера. Может все-таки?…

— Нет. Полнолуние у нас только сегодня.

— А это важно?

— О да! — с каким-то удивительным жаром сказал он.

* * *

Если что, следующим экзаменом у нас было Зельеварение.

Как я вычитала в своих книжках, оно проходило очень просто и незавидно для фамильяров. Потому что нас, условных зверюшек, на нем травили. После чего хозяева всматривались в наши грустные — или же волшебным образом преобразившиеся — рожи, ставили диагноз и бежали за ингредиентами. Варили, парили, накачивали нас эликсирами — и надеялись, что сделали все правильно.

Признаться, я думала, что мы это легко сдадим: я же человек, эй. Говорящий! Я смогу вести репортаж о своих ощущениях и тем самым помочь Эдинброгу разобраться с симптомами куда быстрее, чем какая-нибудь там лама, которая будет лишь грустно моргать вне зависимости от того, наполнили ли ей желудок бабочками или отключили почки.

Но оказалось, что в правилах экзамена существует сноска очень мелким текстом, которую я радостно и весьма безмятежно проигнорировала. Сноска гласила: в случае, если фамильяр мага — «обладатель сознания, функционирующего на уровне человеческого» (ну и формулировка!) или представитель одной из разумных рас, то в начале экзамена проводится жеребьевка: и травят либо фамильяра, либо колдуна…

— А я твоей памяти не доверяю, — объяснял Эдинброг во время ужина.

Ужинали мы в Сироппинге. Столики, накрытые очаровательными клетчатыми скатертями, стояли прямо на улице, под ветвями магнолий, на которых таинственно и пожароопасно мерцали свечи, усиливая романтично-курортную атмосферу волшебной деревушки.

— Так что мы с тобой идем на охоту за печальными колокольчиками — это такие цветы, что растут только под полной луной. Съешь один — и на несколько часов твоя память станет идеальной. Ты вспомнишь вообще все, что когда-либо видела и слышала в своей жизни. Каждую букву, каждую цифру. Студентам такое принимать запрещено, а вот фамильяру — можно.

Мне понравилась мысль о том, чтобы ненадолго стать персонажем из фильма «Области тьмы». Может, если мы быстренько сдадим экзамен, я еще и успею создать какой-нибудь гениальный проект? Написать супер-книгу? Провести супер-исследование? Или просто вспомнить — в деталях и с удовольствием — самые приятные мгновения своей жизни? Хотя так и разочароваться в них можно… Память — сильнейший из фильтров реальности. Но настроен у всех по-разному, согласно темпераментам: у кого-то на хорошее, у кого-то — на плохое.

В общем, хорошенько поев и одевшись потеплее, мы с Артуром отправились искать печальные колокольчики.

Я подумала, что мое попаданство начинает напоминать какой-то детский лагерь. Что ни ночь — то развлечение! То узлы интриг вяжи, то разжигай огонь тревоги.

Мы тихонько покинули территорию академии и углубились в так называемые полые холмы. Там все заросло какими-то штуками типа камышей — только нежно-сиреневыми и светящимися. В земле иногда попадались огромные норы — Артур сказал не подходить, в большинстве из них водятся гигантские змеи.

— Черт!… — испугалась я, прикинув диаметр змеи, если в нору могла влезть даже я.

— …Черт с ними со змеями! — закончил Артур. — Куда хуже то, что в других норах находятся подземные ходы в царство фейри. И вот тут беда. Они могут забрать нас к себе в подземелья.

— И мы будем танцевать на балу короля фей, а когда вернемся, поймем, что прошло сто лет? — попробовала угадать я, опираясь на земной фольклор.

Артур посмотрел на меня странно.

— Вовсе нет. Мы вообще не вернемся: фейри выпотрошат нас и сделают чучела для подземного мира.

Я так резко побледнела, что Артур взял меня за руку. Больше тему фейри мы не поднимали.

* * *

Мы легли загорать под луной, как два сумасшедших. Потому что оказалось, что у печальных колокольчиков есть встроенный датчик движения. Они как макаронины втягиваются в землю или и вовсе не вырастают, если рядом кто-то топает.

— Даже если на цыпочках топает! — убеждал меня Эдинброг.

Итак, мы легли. На животы. Бок о бок. Уложив подбородки на локти и замерев.

Кругом шумели, постукивали и мягко мерцали галианские камыши. В воздухе над нами носились ночные стрекозы — пронзительно зеленые, тоже горящие, будто факелы с турбодвигателем.

Говорить было также нельзя, поэтому я только легковесно думала о том и о сем, вслушивалась в мерное дыхание Эдинброга и немного обижаясь: он не похвалил мою тигрицу! Он вообще ничего не сказал про мое превращение на боевке! Как так? Может, ему не понравилось? Или я смутила его? Или он хотел от меня больше экшена? А вдруг у него вообще амнезия? Непоня-я-ятно…

И в этот момент у меня прямо под носом вырос туманный цветок. Действительно колокольчик! Нежно-розовый и очень грустный, опустивший голову едва ли не до земли. Я тревожно скосила глаза на Артура: как ловить-то? Артур интенсивно моргнул. Это можно было интерпретировать, как угодно. Я решила, это значит: я сам разберусь, отдыхай.