Врата времени - [9]

Все это было странно и непонятно. О’Брайен, истый, как все ирландцы, католик, чертыхнулся, перекрестился и пробормотал «Отче наш»; затем прошептал, наклонившись к Ту Хоксу:

— Мы что, никак к идолопоклонникам каким попали?!

— Хотел бы я знать... — буркнул Ту Хокс и добавил примирительно: — Ну до их религии нам дела нет. Вывели бы в какую-нибудь нейтральную страну или в Pocсию — и на том спасибо.

Молитвенное пение продолжалось минуты три. Затем четки и идолы исчезли в кисетах и группа отправилась дальше. Шли долго — первый привал Джикозес сделал только к полуночи. Двое отправились в ближнюю деревню и возвратились вскоре с корзиной вяленого мяса, черным хлебом и шестью бутылками кислого вина. Каждый получил свою порцию, а бутылки просто ходили по кругу. Отдых длился недолго, и они вновь пробирались по узким тропам до самого рассвета. Когда Джикозес нашел наконец подходящее место и позволил своим спутникам отдохнуть, издалека донесся приглушенный гул артиллерийской канонады.

Под вечер Ту Хокса разбудил О’Брайен. Ирландец тряс его за плечо, показывая пальцем на клочок неба меж раскачивающимися вершинами деревьев. Ту Хокс пригляделся: примерно в полумиле над ними медленно плыла большая, серебристо поблескивающая сигара. Глаза ирландца от изумления были совершенно круглыми.

— Смотри, — бормотал О’Брайен. — Это же цеппелин! Вот уж не думал, что немцы их до сих пор используют.

— У немцев их нет, — покачал головой Ту Хокс.

— Так ты думаешь, это русские?

— Может быть. У русских много чего устаревшего...

В глубине души Ту Хокс был уверен, что никакие это не русские, но зачем отнимать у О’Брайена и эту надежду. В конце концов, Ту Хокс сам еще толком ни в чем не разобрался. И кто знает — уж не игра ли воспаленного воображения его невероятные догадки?

Он сел, зевнул и потянулся, демонстрируя полное спокойствие, которого вовсе не испытывал. Начали подниматься другие, только девушка все еще спала. Ту Хокс заметил, что к Илмике Хэскерл, как все ее называли, спутники относились с большим почтением. Однако на этот раз Джикозес растолкал ее довольно невежливым образом, и уже через полчаса люди шагали дальше. Без всякого отдыха. До самого вечера. Шедший впереди Джикозес заметно повеселел, и Ту Хокс почти поверил, что они наконец-то достигли безопасных мест. Хутора стали попадаться реже, едва заметные лесные тропинки часто исчезали совсем, теряясь в густом подлеске, выше и мощнее стали деревья. После нескольких тяжелых дневных переходов они вышли к предгорьям. Посмотрев на карту, Ту Хокс подумал, что это, должно быть, Карпаты. Однако видневшиеся на горизонте горы были значительно выше, чем показывала карта, вершины их скрывали снежные шапки, а по склонам тянулись сверкающие языки мощных ледников.

Запасы вяленого мяса и хлеба скоро кончились, и настал день, когда людям пришлось час за часом одолевать крутой склон, питаясь одними только сорванными по пути омерзительными на вкус ягодами. На следующий день, когда все еще спали, кое-как устроившись на сухой сосновой хвое, Кахни, стрелок из лука, отправился на охоту. Здесь, на высоте, было значительно свежее, чем в долине, а ночи были так холодны, что О’Брайену с Ту Хоксом приходилось целыми охапками наламывать лапник и зарываться в него поглубже, чтобы не закоченеть в своей летной форме.

Через несколько часов Кахни возвратился, сгибаясь под тяжестью туши дикого кабана. Довольно ухмыляясь, охотник выслушал радостные восклицания спутников и завалился спать, предоставив остальным заниматься принесенной им добычей. Ту Хокс тоже старался помочь, чем мог. Кажется, размышлял он, Джикозес считает эту местность достаточно безопасной для дневных переходов, но опасается все же позволить людям стрелять. Может, лук и стрелы были запасены именно на такой случай? Или тут каждый вооружался кто чем мог? Во всяком случае ружья достались спутникам Джикозеса не иначе как от убитых врагов...

Ноздри вдруг защекотал умопомрачительный аромат, вмиг разогнавший досужие мысли. Мясо было жестковатым и не совсем прожаренным, но душистым и сочным. Подсев к людям Джикозеса, Ту Хокс и О’Брайен уплетали за обе щеки. Ту Хокс не без удовольствия глянул на порозовевшего сержанта. Истинный горожанин, тот не привык к тяжелым и долгим переходам на голодный желудок и вымотался за последние дни так, что еще час назад на него было больно смотреть.

Проглотив последний кусок и облизав пальцы, О’Брайен довольно похлопал себя по животу, икнул и, привалясь спиной к стволу сосны, мечтательно протянул:

— Ну, дружище, вот теперь и жить можно! Залечь бы еще в спячку этак на недельку, я бы совсем другим человеком стал.

Увы, об отдыхе оставалось лишь мечтать. День, и еще день, и еще. Ущелья, каменные осыпи, бурные ручьи. Едва заметные тропы, петляя, уводили их все дальше на восток. Иногда они поднимались высоко-высоко, и тогда в туманной дали расстилалось голубоватое одеяло леса, иссеченное складками скалистых отрогов; потом тропа снова уводила вниз, и люди шли, не видя вокруг ничего, кроме мшистых валунов и уходящих к небу каменных стен. Но однажды, когда, наскоро поев, они собирались продолжить свой путь, случилось так, что им пришлось пустить в ход оружие.