Врата в бессознательное: Набоков плюс - [49]
7) В последнем законченном романе (1974 г.) герой испытывает чувство освобождения и счастья, хотя, по сюжету, он так и не открыл секрет безболезненного общения с иномирьем: предельная форма эскапизма ему уже не нужна. Не нужна потому, что загадка тоски автором уже решена (параллельно): в стихотворении «To Vera»?
Путешествие в недра собственного бессознательного — психологически трудная работа (как мы попытались это показать в нашей книге), но одновременно это и освобождение. И не только в конце, при нахождении ключа к мучающей загадке; освобождение заключено в самом процессе припоминания, в факте ухода в себя. «Те игры двойничества, взаимоотражения, выпивания взглядом, которые необходимо свойственны ситуации наблюдения — это не просто художественные приемы одного автора, это — устройство человека. Логическим завершением пребывания под наблюдающим взглядом является самоубийство» [53]. Бегство в прошлое, таким образом, есть защита от настоящего: от прозрачной клетки перманентно-поднадзорного и/или «трагедии слепых взаимопожирающих монад» [53].
Темная немота давнего прошлого посылает любящие эманации, родственные сигналы беглецу-из-своего-времени (своему, в сущности, спасителю); любовь и делает тайну общей, а беглеца во тьму чужой памяти — зрячим (прозревшим).
Разгаданная тайна бережно укрывается автором покрывалом затекста от пристрастных (или беспристрастных) наблюдателей; а чувства читателя не пришьешь к протоколу: читатель свободен — как и автор — в любовании найденными сокровищами.
Посмотрим еще раз на арлекинов и прочих
…Это тот, кто живет в дороге и не дает забыть людям о тех мирах, из которых ни пришли.
С. Г. Максимов
Начнем, как водится, ab ovo. Яйцом у нас будет ромб.
Разногласия начинаются уже с толкования значения термина ромба (равностороннего параллелограмма).
Первая версия: термин происходит от др. — греч. ῥόμβος — «бубен»: «…раньше их делали как раз в форме квадрата или ромба. Поэтому название карточной масти бубны, знаки которой имеют ромбическую форму, происходит ещё с тех времён, когда бубны не были круглыми. Слово „ромб“ впервые употребляется у Герона и Паппа Александрийского» [120].
Другая версия: слово заимствовано в XVIII в. из французского языка, где rhombe — греч. rhombos «волчок, кубарь» [157]; «от греческого rhombos — веретено» [121].
Ромб подарили человечеству не греки, а мамонты: «…Ромбический меандр и серии параллельно идущих зигзаговых линий являются сознательным воспроизведением первобытным художником естественного облика мамонтовой кости, её природного „коврового узора“ [128]. Это выражение „представлений о мощи, силе, благоденствии“, связанных с мамонтом как главным источником пищи, а следовательно, и благоденствия. ‹…› При посредстве ритуальной татуировки (когда простенькие печатки создавали на теле очень сложные варианты меандрового узора) ромбический орнамент пережил бытование мамонтовой кости и дожил до земледельческой эпохи. В земледельческих культурах Европы ромбо-меандровый орнамент применялся и как магический общий фон на ритуальных предметах, и как отдельный знак, обособленный символ плодородия» [128].
Позже он превратился в некоторое подобие мальтийского креста. Встречался географически от Испании до Кавказа, а хронологически — от бронзового века и скифов до этнографических материалов (в скотоводческих горных районах) XIX в. «Мальтийский крест» известен как благожелательный символ в народном искусстве [128].
«Общечеловеческое значения графического образа ромба: матка, вульва. Интерпретации значений: женский творческий принцип, женственность, плодовитость, плодородие, мать, материнство, счастье, земное начало, тьма материнского лона, могила; море, первичные воды, бездна страха, женская порождающая сила. В христианстве — символ непорочности Девы Марии в виде мандорлы или vesica piscis („рыбный пузырь“) ‹…› как ворот, пути, рождения» [122]. (См.: «Восходящая к эпохе неолита связь ромба с фигурой Великой богини спустя тысячелетия была воспринята христианством, в иконографии которого ромб сочетался с изображением Богоматери» [139].)
Врата в бессознательное т. е. в утробу психики? Черный ромб («Смотри на арлекинов!») символ рождения, а не только казни и унижения.
Еще об эволюции ромба: у некоторых племён этот символ имел значение круглого солнца с лучами, но из-за использования в вышивке и ткачестве он исказился до ромба с продлёнными сторонами. Означал не только солнце (огонь, тепло, добро, свет), но и защиту — как от реальных врагов, так и от тёмных сил.
Ромб с крючками — огонь небесной кузни, кузни Сварога / Тора — разновидность творческих сил. Означал также и единение и конфликт диаметрально противоположных сил (дуальные пары Правь-Навь, день-ночь, мужчина-женщина) — модель мира, характерную для язычника [4].
К ромбическим узорам относится и косой крест, помещенный между ромбами, и «скоморох»: узоры в виде буквы S и своеобразной женской фигуры (где ромбы обозначают голову и тело, крючки — руки и треугольник — юбку).
Цель пособия — развитие способности детей налаживать общение с окружающими людьми. В ходе «диалогов о культуре» происходит развитие коммуникативных способностей детей.Книга адресована педагогам дошкольных учреждений, родителям, гувернерам.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.